После продолжительных просьб эрделист согласился, наконец, выделить для нас пять-шесть щенков из своего питомника. Договорились, что поеду за ними я сразу после нового года.
Точно к указанному сроку я приехал к Алексею Викторовичу. Он встретил меня как старого знакомого и сразу повел в питомник.
Питомник был расположен на окраине города, на красивом возвышенном берегу Волги. Летом здесь, наверное, было чудесно. Но сейчас стоял январь, раскидистые ветви яблонь, которыми была засажена почти вся территория питомника, гнулись под тяжестью охапок снега, мороз посеребрил все вокруг игольчатым хрупким инеем.
Мы направились в щенятник. Велико было мое изумление, когда я увидел, что на снегу посередине выгула[22] весело резвятся щенки.
— Не ожидали? — довольный произведенным эффектом, произнес Алексей Викторович. — Вот вам и эрдельки! Морозище тридцать градусов, а младенцам и горя мало! Играют себе, как будто им не всего лишь четыре месяца отроду!
Мы зашли в выгул. «Младенцы» горохом подкатились к нашим ногам.
Отскакивая от земли, как резиновые мячики, они во что бы то ни стало силились лизнуть моего спутника в лицо. А он, этот большой пожилой мужчина, страдавший к тому же одышкой, принялся играть с ними, как ребенок. Раздувая полы шинели, он бегал от них, тяжело топоча сапогами по утоптанному снегу, а щенки взапуски катились за ним. Треугольные лопушки-ушки трепыхались по ветру, куцые хвостики вздрагивали от радостного возбуждения.
Я поймал одного на лету. Это было очаровательное толстопузенькое существо. Оно так крутилось у меня на руках, стараясь лизнуть обязательно в нос, что я еле успевал перехватывать его из одной руки в другую. Жесткая шерстка топорщилась во все стороны, усатая мордочка с черной мокренькой пуговкой носа сияла неподдельной ласковостью и преданностью.
Я не мог налюбоваться на них. Возьмешь щенка в руки, он вертится, как у́ж; опустишь на землю — сейчас же примется прыгать тебе на грудь, добиваясь, чтобы ты поднял его к лицу...
А прыгали они здорово! Эти четырехмесячные эрдельчики отскакивали от земли, точно заводные попрыгунчики, по меньшей мере на метр с четвертью, а иные и на полтора.
Мне вспомнилось, каким неуклюжим был в таком возрасте мой Джери. Он еле таскал свои костлявые лапы, а о прыжках не приходилось и думать.
Эрдельки были полной противоположностью. Сразу стало понятно, почему они могут быть превосходными связистами.
Я заглянул в домик, аккуратно поставленный в углу выгула. Он был пуст. Ни одного малыша не грелось там. Все они предпочитали свежий морозный воздух теплому уюту щенячьего гнезда.
У одного выгула начальник питомника задержался дольше. Потыкавшись носами в сетку, щенята убежали играть, одного же Алексей Викторович задержал, ласково окликнув:
— Снукки!
Щенок остановился у сетки, чуть подергивая приветливо хвостиком. Это была полугодовая самочка, и держалась она уже степеннее своих более младших товарищей.
Алексей Викторович долго смотрел на нее, как бы решая какой-то вопрос, потом обернулся ко мне:
— Видели? Вот эту собачку я наметил дать вам. Только сначала еще присмотрюсь к вам поближе... Поживете у нас здесь денька два-три, тогда и решим. Это ведь класс! Прочли? — И он ткнул пальцем в табличку над дверями выгула.
Я прочитал:
Помет Риппер — Даунтлесс.
Родились 22/V — 1934 г.
— Ну, Риппера-то вы знаете по московской выставке, а Даунтлесс не видели?
Я отрицательно мотнул головой.
— Пойдемте, я сейчас покажу вам обоих.
Мы отправились к нему на квартиру, куда уже принесли из канцелярии мои вещи. При нашем появлении из передней комнаты неторопливо вышли одна за другой две рыжие собаки. Они походили друг на друга, как две капли воды, и только по тому, что одна была несколько крупнее, я определил, который — Рип.
— А вот и родители! — весело сказал Алексей Викторович. — Знакомьтесь — Даунтлесс. А это Рип — не забыли еще?
Конечно, я не забыл Риппера — победителя Всесоюзной выставки в своем классе. Даунтлесс же видел впервые. В Москву она не ездила из-за того, что в тот момент у нее были щенки, а щенные суки на выставки не допускаются. Но, независимо от этого, я немало наслышался об обоих.
Риппер и Даунтлесс считались в ту пору лучшими эрделями Советского Союза. По красоте и правильности телосложения они неизменно брали первые места на всех выставках, а все потомство от них поступало на племя, как производители. Многие собаководы мечтали обзавестись щенками от этой пары, однако это было трудно достижимо по той причине, что все дети и внуки их поступали в армию и, как правило, в частные руки не попадало ни одного щенка.
Но мне выпала редкая удача — получить щенка из помета Риппер — Даунтлесс.
Даунтлесс была собственностью питомника. Риппер же принадлежал лично начальнику. По собаководческим законам владелец собаки — отца — имеет право получить лучшего щенка из родившихся, и Снукки, как лучшая в гнезде, была облюбована начальником. А он собирался передать ее мне.
Вновь, как тогда на выставке, меня поразило поведение эрделей. Риппер подошел и внимательно обнюхал мне ноги; нюхал он неторопливо и без всяких признаков враждебности или подозрительности, а как бы так, «для порядка»; затем, с тем же видом полного спокойствия, отошел в сторону, с этой минуты перестав на меня обращать внимание, словно я перестал существовать для него, поднял деревянную баклушку, валявшуюся на полу (собачью «игрушку»), подкинул ее несколько раз на воздух и, бросив на пол, удалился. Даунтлесс же не удостоила меня и таким вниманием. Она просто постояла на пороге двери, ведущей в соседнюю комнату, и, показав свой куцый хвост, вернулась обратно.
Почти всех эрделей отличает необычайная невозмутимость. Их трудно чем-либо вывести из себя. Но это отнюдь не значит, что они флегматичны, вялы, плохо сторожат дом. Напротив! В первый же вечер Алексей Викторович продемонстрировал мне, как работает Риппер на свободной охране вещей хозяина (на свободной — то-есть без привязи), и я убедился, что с такой собакой шутки плохи.
Риппер, несмотря на свой сравнительно небольшой рост, обладал большой силой и особенно — ловкостью. В заборе двора, где обычно резвились собаки, было выпилено на высоте человеческого лица круглое отверстие, чтобы всякий приходящий мог предварительно заглянуть во двор. Риппер знал про это отверстие и частенько выкидывал такой трюк: когда кто-либо появлялся за забором, пес сейчас же бросался к калитке и принимался яростно прыгать, стараясь дотянуться до дыры. Это неизменно удавалось ему. Находясь на одном уровне с отверстием, он молниеносно выбрасывал голову вперед, и оскаленная морда, как жало, появлялась и исчезала в заборе.
Риппер брал чудовищные барьеры и препятствия. Два с половиной метра ему были нипочем! Алексей Викторович сообщил мне, что и это далеко не предел: хорошо натренированные эрдели способны брать до трех метров высоты и даже больше.
Три дня я прожил в питомнике, и все эти три дня мы вели с начальником нескончаемые беседы об эрделях.
— С ними вы будете иметь очень мало хлопот, — поучал он меня, — а все ваши заботы оплатятся с процентами. Это прекрасная порода, и ее надо всячески продвигать к любителю. Поэтому я и согласился дать вам щенков. Смотрите же, поработайте над этой породой хорошенько! Разведите отличных эрделей. Для этого я и даю вам Снукки.
Сколько раз впоследствии я вспоминал его. В короткий срок эрдели, действительно, завоевали всеобщее признание и стали, наряду с другими — овчарками, лайками и т. д. — одной из распространенных пород. А ведь в то время, когда мы вели с ним этот разговор, многие не признавали эрделей, морщились при виде их бородатых физиономий, а над увлеченностью эрделистов смеялись в лицо.