========== Заживает на страницах долгих странствий эпилог ==========
Комментарий к Заживает на страницах долгих странствий эпилог OST Земля Легенд - Артурианна Земля Легенд - Путеводная Леголас стоял и смотрел в режущую глаза даль. Он уходил морской дорогой, но не был одинок, как предсказывали ему. Корабль, влекомый уверенной рукой кормчего, накренился в развороте, полоснув на ветру парусами. Лихолесец обращал внимание на покачивание судна не более чем на конский аллюр, но между тем ловко придерживал кряхтящего гнома за плечо. Гимли постарел, да и в лучшие свои годы гном не любил и не сносил мирную и убаюкивающую эльфийские сердца морскую качку. Они шли в вековечно цветущий край, шли на всех возможных парусах. Бушприт уверенно рассекал горизонт, а капли вились вокруг корабля подобно дивным лесным светлячкам. Это могло заставить забыть весь мир… Отлетели все тревоги и канули все скорби, сметенные крепким холодным ветром, рвущим из рук концы канатов. Бескрайний простор Великого моря с востока был отчеркнут от опушенного облаками неба полуразмытой линией горизонта, а с запада обрамлен изломанной чередой белых скал. Эта вольная ширь пробуждала в Леголасе странное, непривычное чувство собственной незначительности и суетности своих личных катастроф. Леголас с силой сжал кинжал, в рукояти которого сиял тот самый сапфир – единственное, что он решился сохранить. «Так от роду повелось, что всем клинкам и кораблям дают девичьи имена». Сейчас это было прошлым – жизнь эльфа длинна, даже во много раз длиннее, чем нужно. Теперь все вокруг стало прошлым – леса, песни, сражения, ратные товарищи. Все пролетело мимо, остался только он. Прошлым стали даже ее ласковые руки, ее разогретый пением голос и глаза цвета лесного мха. Память… Для эльфов прошлое вечно продолжается, и память у них - как живая жизнь; но сейчас он вспоминал о том, что действительно ушло и уходило прямо сейчас, и память его была подернута холодком. И все же он позволил себе эту последнюю слабость. Он прошептал в ветер, в этот восточный ветер, пролетевший мимо – тот ветер, который им покровительствовал столько лет, черт возьми. – Останься со мной … Еще на минуту будь со мной… хотя бы до притока, до первой речной излучины… И в ответ Леголас услышал знакомый голос, что тоскливо лился и причудливо сплетался с солеными брызгами в единый мотив. Его сердце забилось словно раненый зверь, забилось тоской – безысходной и неразрешимой.
Этот берег - укрыт песком. Он цвета летящих волос твоих Мне бы выйти – из воды морской В одеждах струящихся голубых Но я всего лишь тень… На отвесной стене одиноких скал Я ночь, а ты мой день Среди тысячи имен мое не узнал Прощай, мой король Пусть флаги твоих башен отведут врагов Отдай мне всю боль Открой свое сердце мне одной.
- Откуда этот голос? – с дрожью спросил он Гимли, но тот лишь пожал плечами и удивленно покосился на друга. Гном ничего не слышал.
Ты как поступь роковых времен Как вечная молитва перед битвами Шелест платьев, блеск чужих шелков Останутся как жизни непрожитые А мне лишь темнота Я – камень в рукояти твоего клинка И верила всегда, что в книге этой не закончена строка.
Он не видел ее – потому что слёзы застилали глаза, да и не мог он увидеть ветер, увидеть слово, увидеть музыку. Но чувства не могли обмануть, не могла обмануть и доносившаяся мелодия прибоя, в ритмах которой рождались слова, слова ни для кого не сказанные, слова, неуверенно слетающие с губ, превращающиеся в песню. Ему захотелось в последний раз коснутся её волос, увидеть их медный блеск в свете полной луны, захотелось услышать ее песни, захотелось верить в то, что случилось все правильно – также преданно и самозабвенно, как верила в это она. Всей душой, до боли, до смерти. Забыв боль, забыв злость на проклятое время, на проклятых орков, на себя, просто верить. Он нежно прикоснулся к фальшброту – теплому дереву, согретому закатным солнцем, и было это будто прикоснуться к её рукам и почувствовать их тепло. И Леголас наконец понял с ужасом, смешанным с восхищением, что все, что слушал он - пели ему птицы, белые парящие над морем чайки, надрывные голоса. Только теперь Леголас наконец позволил себе печаль. Он сжимал поручни и подпевал ее лебединой песне, так как оставлял позади все, что знал и любил. А над головой, где-то высоко-высоко в небе горевали вместе с ним чайки, диковинные белые птицы, и их горе сливалось с его горем, потому как и они оплакивали то, чего и быть никогда не могло бы. Но вот сердце Леголаса стало биться чуть медленней, капли брызг высохли у него на щеках, а в душе стал потихоньку водворяться покой. Теперь он смотрел на горизонт другими глазами, думая о том, какие странные и удивительные вещи встречались ему на его пути и могут еще ему встретиться, какой великолепный век и великая любовь была уже ему дарована и им прожита, какая жизнь им с Гимли отныне предстоит среди перворожденных. - Я не знаю, что за балладу ты слышишь, друг, но я знаю много хороших и отчего бы нам не спеть с тобой, а? Да сократит это наш длинный путь. И Гимли затянул своим глубоким тяжелым голосом – запел изрядно охрипшим и постаревшим с тех пор, когда в последний раз он пел с Леголасом и Торувьель.
Перелетные как птицы песни наших берегов Заживает на страницах долгих странствий эпилог Через тьму, через забвенье – нам идти как через рай За звездой и пусть падение станет шагом через край.
И тут стройным хором мотив подхватила и вся судовая команда. Тут все знали ее слова – слова, которые когда-то старательно записывала она, прикусив перо, которые несла по трактирам и трактам, прихватив лютню на манер клинка, которые она пронесла через всю Третью Эпоху. Леголас почувствовал, как становится солоно на языке – теперь он точно знал, что все было не зря.
Иди вперед, зажги сердца свободой. Через века врываясь в новый день Мы знаем, как творить огонь историй И он зовет тебя - на свет.
- Слова-то какие, - мечтательно вздохнул кормчий. – прямо в душу. Мы «Путеводную» поем что в штормы, что в штиль. Не знал, что способны менестрели ещё на такое. Кто бы ни был он, налил бы я ему чашу и выпил бы за его здоровье. Да хранит Светлая Элберет его и дороги, которыми нынче ходит он. - Да хранит Светлая Элберет его и дороги, которыми нынче ходит он! – откликнулся Леголас, глядя в чистым кристаллом сияющее небо. И запел лихолесец вместе со всеми, так что нота его тут же потонула в стройном переливе голосов.
Под седыми небесами наша вера без оков За высокими словами не осталось ничего Никому служить не будем – ни деньгам, ни королям Быть собой, хоть путь наш труден, Это лишь осталось нам.
- Мы не одиноки, мой бессмертный брат, никогда не будем. – сказал ему Гимли, сжимая крепко-накрепко плечо лихолесца. И Леголас невольно улыбнулся. И вновь обратил взгляд в горизонт, с которого упали вдруг два маленьких бриллианта дневных звезд, и обжигая взор прощальным сиянием, исчезали в пучине. А корабль все плыл, устремляясь к тем землям, что лежали за невидимым горизонтом.
Прощай, мой король Пусть флаги твоих башен отведут врагов Отдай мне всю боль Открой свое сердце мне одной. Услышь мой прибой Я бьюсь под твоим знаком, не жалея сил За жизнь, мой король И за век, который ты в легенды превратил.