Возьми янтарный перстень, жемчужную корону. Скорей поедем вместе в мой дом в холмах зеленых. Там вино в подвалах бродит, там несутся к морю кони, Виноградной спелой гроздью звезды падают в ладони. Там печаль тиха, как вечер, там легенды море шепчет. Там поёт закатный ветер о давным-давно ушедшем. Там венки сплетают девы, там играют менестрели. Там давно собрались гости, ожидая королеву - Там мой дом в зеленых холмах Мой дом в зеленых холмах…
Откуда-то вспорхнула пестрая стайка пташек и эльф обернулся, и среди юной зелени древней пущи раздался звонкий смех. Он увидел её издали, босую, в льняном платье, только переступившую грань детства и юности. Она выпорхнула на опушку точно синичка – в одной руке флейта, в другой рожок. — Все поешь о принцах и сказках, Торувьель? Рассмеялся он. — Отчего бы и не петь, мой принц. Тем более вас раньше забавляли мои песни. Она явно была смущена – осознала, что волосы ее нечесаны, на платье следы смолы, а уж босой и без камзола показаться перед лихолесским принцем было верхом бестактности. Она не ждала его сегодня на поляне, предполагая, что он будет занят с наставниками до позднего вечера. — И сейчас забавляют, Торувьель! Иначе решился бы я просить тебя спеть перед Ada на моем празднике? Одну песню… Можешь считать ее своим подарком на мой день рождения. К его удивлению Торувьель нахмурилась и отвернулась. Ее голос вдруг стал хриплым и очень тихим. — Девушки на кухне… они говорят, что на твоем празднике будут все знатные эллет Эрин Галена. И даже гостьи из Серебряных Гаваней и Имладриса. Говорят мне, что ты обязательно найдешь среди них свою невесту и в скором времени женишься. И что у тебя не будет больше времени на всякие глупости вроде песен и баек. Леголас посмотрел на Торувьель словно видел ее впервые. С чего она… И отчего эллет всегда занимают подобные глупости… Он расхохотался. — Глупышка! Глупышка-синичка! Я не собираюсь жениться, во всяком случае, пока не собираюсь. Не слушай болтовню служанок, им просто не о чем поговорить. И даже если бы я собирался жениться, ты – мой друг, и я тебя никогда не брошу. — и тут же не упустил добавить — К тому же я более чем уверен, что и твоей руки уже дожидаются десятки – только отпусти, ты влюбишься в какого-нибудь фанфарона из Ривенделла и забудешь своего старого друга. Тауриэль громко фыркнула, подобно разбуженному зверьку. — Ни в кого я не влюблюсь, и вообще самый главный фанфарон – это ты. — Спасибо за признание, - рассмеялся Леголас. И вдруг она снова стала серьезна, отбросив свои колкие замашки. — Лайквалассэ. Я всегда буду твоим другом — Вот и отлично, - ответил ей Леголас. — Может у меня и нет сокола, да и жемчужной короны. Но это я хотел подарить бы тебе. И он снял с руки перстень и протянул ей. В глазах Торувьель тут же заплясал неподдельный страх. У квенди не принято было дарить что-то просто так, тем паче украшения. — Мой принц, мой Аранен, я не могу принять. Он перехватил ее тонкую руку, прикоснулся к пальцам, сминавшим край подола. — Нет, не Аранен. Только твой Меллон, твой Лайквалассе. Прими лишь в знак дружбы и вечной привязанности. Комментарий к Там мой дом в зеленых холмах OST Иллет — Дом в зеленых холмах
========== И с легким сердцем по Дороге Сна ==========
Комментарий к И с легким сердцем по Дороге Сна OST Мельница - Дорога Сна Утро едва занималось, когда тяжелые двери замка медленно распахнулись, впуская в холл промозглую осеннюю стыть и звук тяжких капель, сыплющихся с мокрых ветвей. Леголас сбежал по лестнице, на ходу набрасывая капюшон плаща. Широкий двор, залитый вязкой рассветной полутьмой, гулко вибрировал перестуком копыт, позвякиванием оружия и негромким рокотом голосов – главное, она уже ждала его. Леголас вскочил на длинногривого гнедого жеребца: — Мой безголовый друг, я смотрю, ты продолжаешь упорствовать в своем безумии, — окликнул стоящий в карауле озябший начальник стражи, на правах друга имевший право на подобную фамильярность. — Йорвет, перестань, ты не скажешь мне ничего нового. — Возможно и не скажу, но это не значит, что перестану. Кто иначе откроет тебе глаза на твои же поступки? — Только ты, мой верный Десятник, только ты. В дорогу, с благословением Валар, – негромко скомандовал он и первым двинулся к воротам. Древние створки, утробно застонав, разомкнулись и выпустили их в огромный неизведанный мир. — Что мы делаем? Куда мы скачем? – крикнула ему она, на другом гнедом равняясь с его конем и пуская его спокойно рысить. — Мы бежим! Мы освобождаемся! Лес замер в синеватом рассветном безмолвии. Там и сям каскады капель осыпались с потревоженных всадниками обнаженных веток, лошади фыркали, встряхивая мокрыми гривами. — Вперед тогда, мой старый друг, к свободе, как бы труден не был путь и куда бы не вел! Но твой отец… Он не одобрит это! Сможем ли мы вернуться? Сможешь ли вернуться ты? Леголас резко отмахнулся от ее слов. — Отставить меланхолию! Кто не взял в поход вина – два караула вне очереди! В ответ она захохотала и кони перешли в галоп. Так чавкает под копытами чернозем, они летят по степям - два темно-зеленых плаща, два резвых коня без сбруи, два нетерпеливых духа. Она – до нескладности высокая эльфийка - длинные руки, тонкие длинные пальцы. Эльфы – они дивный народ, да только эту впору и правда дивной звать… Дешевые кирзовые сапоги шпорят коня, а тоненький дешевый кунтуш цвета лесного мха перехвачен тем не менее наручами и поясом из прекрасной оружейной кожи. Вот уж и загадка. Небогата украшениями и прической, а на левой руке печатка с крупным сапфиром, королевской подстать – да еще и обручальная, но надета-то на указательный палец. Тзящные брови вразлет, высокий упрямый лоб, и глаза… впалые, большие - зелёные глаза, в ночи становятся малахитом, при ярком свете – тёплые и мшистые, а после слёз более тусклые, иногда цвет их доходит до светло-желтого, но всегда, всегда в этих глазах азарт и тоска – два спутника обреченности. И он – галадрим, медоволосый принц, будто на лбу у которого нарисован лихолесский герб. Высок и статен был он, имел внешность авантюриста и осанку вельможи. Камзол его был весьма недурной, но истинно королевский вид придавало оружие, которое мало того, что стоило целое состояние, так и блестело словно не лежало в оружейных ни дня и вечно сопровождало владельца. Внимательный взгляд его голубых глаз упирался в горизонт, а упрямый подбородок был гордо поднят. Спешились они только в ночи, не боясь ни лесной темноты, ни остаться без крова, ни ночевать на голой земле, ведь кровавое вино отражает их юные лики. Раздаётся лёгкий звон металла и два голоса: «За нас, за свободу». Ее тонкие пальцы уже любовно касались струн, с небрежностью мастера вплетая в привычные звуки позднего вечера, легкую, незатейливую мелодию. Брусок, еще мгновение назад, методично остривший его клинок, замирает в холеных руках Леголаса.