В руке у Лизы был дистанционный пульт. Им она управляла приборами.
— Мы перерабатывали ваше страдание, — сказала она. — Это был долгий процесс. Сегодня вы собирались рассказать о самом событии.
Страх в окружающем меня светящемся теле усилился.
Я отметил какое-то растущее напряжение в глазах. Как будто на них изнутри что-то давило.
— Во время войны мы жили в Хеллерупе, на рыночной площади, — сказала женщина. — Мы прятали у себя евреев. Мой дядя оборудовал для них комнату на чердаке.
Она замолчала.
— Глазам больно, — сказала она.
Боль в моих глазах усилилась. Я посмотрел на Лизу. Её глаза покраснели. И заслезились.
— Вы сможете сконцентрироваться на боли?
Я посмотрел на голограмму, на световую собаку. Как и у всего вокруг, контуры собаки были размыты. Но я видел, что она подняла голову и смотрела на нас.
— Однажды перед домом остановилась машина СС. А у нас жили восемь евреев.
Боль в глазах нарастала.
— Мы чувствуем боль в глазах, — продолжала Лиза. — Мы оба, Питер и я, чувствуем её. И страх. Мы чувствуем его вместе с вами.
Перед моими глазами замелькали картинки. Они возникали из мерцающего голубого света. Трудно было определить, находятся ли они внутри меня или снаружи, или и там и там. Сам я их создал, или же я видел то, что видела женщина.
Лиза заговорила.
— Как вы узнали, что это машина СС?
— Я не машину узнала. А их форму.
— А как вы поняли, что это форма СС?
— Не знаю. Я не знаю, как я поняла, что это они.
Голос её был усталым, монотонным.
Я почувствовал какое-то давление. Как будто лежал под чем-то тяжёлым.
— Что-то давит на меня, — сказала женщина. — Кажется, на мне что-то лежит. Оно меня задушит.
— Я тоже чувствую это, — сказала Лиза.
— Боюсь, что у меня ничего не получится, — проговорила женщина. — У меня нет на это сил.
Я посмотрел на Лизу. В уголках её глаз проступили красные жилки. Я понимал, что мои глаза выглядят так же.
Женщина задрожала. Я отметил дрожь в собственном теле, точнее — меня просто трясло. Я чувствовал, что нас ожидает.
Женщина протянула вперёд руку, я сделал шаг к ней и взял её в свои.
— Что вы видите? — спросила она.
Теперь голос уже не был монотонным. Он был полон боли.
Я попытался вглядеться в размытые очертания. То, что появилось перед моими глазами, оказалось над моей головой. Я смотрел наверх.
И тут мне стало видно. Но сначала то, что я увидел, было настолько невероятно, что я не мог подобрать слов.
Я увидел обувь. Женские туфли, мужские ботинки, детские туфельки. Но не современные. И невероятно огромные. Словно их носили великаны.
— Обувь, — ответил я. — Мы лежим под грудой обуви.
Пульс женщины участился.
Но одновременно в её тревоге и настороженности чувствовалось гироскопическое стремление к спокойствию.
— Где мы? — спросила Лиза. — Где мы находимся?
— Не знаю, — ответила женщина. — Я не вижу.
Мы ждали.
— Мы в Каунасе, — продолжила она. — В Литве. Я приехала в Данию в сорок первом. Меня тайно вывезли из Литвы.
— Какой это день?
Пульс её замедлился. Теперь она приближалась к состоянию, которое, наверное, можно назвать спокойствием, мы все трое приближались к нему. К полной пассивности, возникающей, когда ты оказываешься в безнадёжном положении.
— Суббота, четвёртое октября. Суббота после Йом-Кипура. Мы жили в «Маленьком гетто»[4]. Оттуда нас погнали в Девятый форт. Где была выкопана огромная яма. Нам всем приказали раздеться. Они пригнали экскаватор, чтобы собирать обувь. В ту минуту, когда ковш опускается, я забираюсь в гору обуви. Прячусь в ней. Никто ничего не замечает. Лёжа там, я слышу, как их всех расстреливают. Маму, папу, всех. Мужчин, женщин, детей.
Я отчётливо всё это видел. Что создавало картинки — её голос, голограмма, кеталар, её рассказ — определить было невозможно. Но картинки теперь были чёткими, словно я смотрел фильм.
— Наконец, всё это стихло. В наступившей тишине слышно было, как ребёнок зовёт мать. Голос его я не узнаю. Но это ребёнок, который зовёт мать. Откуда-то из ямы совсем недалеко от меня. И тут я слышу шаги.
Она замолчала. Мы оказались на границе, за которой начиналась слепота.
— Что-нибудь видно? — спросила Лиза. — Мы с Питером смотрим вместе с вами. Вы что-нибудь видите?