Он покачал головой.
— И тем не менее вы чувствуете вину за случившееся?
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Вы выполняли свою работу, вы брали на себя ответственность за семью. То, что произошло с вами, — вне вашего контроля. И тем не менее вы чувствуете свою вину. Вы говорите себе, что должны были что-то предпринять, чтобы не допустить этого. Получается, вы хотите управлять событиями, как будто вы решаете судьбы всего мира.
Голограмма начала меняться. Серые оттенки померкли. Левая сторона начала расти.
— Как будто вы — Господь Бог.
— Я не мог ничего изменить. Тем не менее… Мне стыдно.
— Все мы склонны цепляться за чувство вины. Мы снова и снова пересказываем одну и ту же историю.
Наступила тишина. Оба они смотрели на светящуюся фигуру. Радужное изображение того, что Лиза описывала как электромагнитное поле тела, изменилось.
Казалось, мы стали свидетелями безмолвного диалога, который вели сознания трёх находящихся в центре зала фигур. Её, его и голографического света.
Она выключила проектор. Несколько минут мы сидели в темноте. Потом перегородки и шторы открылись.
Вильям встал. Протянул нам руку на прощание. Одна из ассистенток проводила его к выходу.
Никто не двигался с места, — ни Лиза, ни двое оставшихся ассистентов.
— Что это было, — спросил я, — под конец, когда стало тихо?
— Он работает со своей внутренней картой. Обнаруживает, где и каким образом он создал и закрепил в сознании представление о вине. Как тело рассказывало его. На протяжении тридцати лет. В этой тишине он начинает постепенно снимать с себя вину. Заканчивать одну из основополагающих историй своей жизни.
— И он освободится от неё? — спросил я.
— Нет.
Я не понял её.
— Мы лишь помогаем ему заменить одну историю другой.
Она прикоснулась к клавиатуре, в кресле появилась светящаяся фигура. Блёклая из-за дневного света, но вполне различимая.
— Это видеозапись. С того момента, когда он начинает рассказывать о столкновении. Посмотри на этот рисунок.
Она нажала на несколько клавиш. Появился какой-то конгломерат чёрного, жёлтого и красного.
Она снова коснулась клавиш, чутко, как пианистка. Скопление цветов замерло, перестало вибрировать. Остальная часть фигуры исчезла. В воздухе повис только цветной узор. Словно световой гистологический анализ.
Она сдвинула сохранённый рисунок вправо.
Светящаяся фигура снова появилась.
— Это видео вчерашнего дня. Где он рассказывает о том, как его лягнула лошадь. Та же самая структура.
Появилось то же изображение. Она отделила его от фигуры. Голубое световое тело исчезло. Остались только два изображения, повисшие в воздухе рядом.
— Лежащая в основе всего структура — глубоко в его теле и в сознании, в личности. Она практически не меняется, когда он говорит о происшедшем. Не меняется, когда мы углубляемся во всё, что случилось. Когда он вступает в контакт с вытесненными воспоминаниями. С чувством вины. Так что причина ещё глубже. Что это? Какая-то более значимая история?
Она посмотрела на нас.
— У нас в клинике был один пациент, альпинист. Он обратился к нам после того, как второй раз едва не разбился, сорвавшись со скалы. Оба раза это были одиночные восхождения. Так же, как и с Вильямом, мы с ним анализировали воспоминания. Рассказы о его жизни. Пока не появился рисунок, который не менялся. Я предупредила его, что не надо снова идти в горы, пока этот рисунок не станет понятным. Неделю спустя он погиб на Пиц-Бернине. У него остались жена и маленький ребёнок. Как назвать этот рисунок? Который лежит глубже, чем личная история человека? Который, по всей видимости, определяет, погибнет человек или останется жив?
— Судьба, — сказал я.
Она встала.
— Судьба — это тоже история. Что было бы, если бы удалось до неё добраться? Разрушить её? Что будет, если человек хотя бы ненадолго вообще перестанет создавать себе истории?
Я прошёл за ней в кабинет. На доске для заметок висели фотографии маленьких детей, почему-то мне сразу стало ясно, что это не её дети.
Рядом висел детский рисунок — белка танцует на спине черепахи. Под рисунком была подпись: «От Майи любимой тёте Лизе».
— Голографического проектора не существует, — сказал я. — Технические проблемы его создания ещё не решены. Почему мы видим светящиеся фигуры?
Она стояла ко мне спиной, наполняя чайник. Сначала она замерла на месте. Потом медленно обернулась.
Улыбнулась самым краешком губ. Словно ждала или хотела услышать именно это.