Резкий, пьянительный запах вспорол память, обнажив душные ночи, белый оскал морд и веселый хоровод забегающих в хвост друг другу окрестных собак.
Урман схватил кусок того, что было в миске.
Милютин проснулся поздно, с больной головой. Вчера он выпил много брусничной водки. Урман лежал у печи и смотрел, как Милютин одевается.
— Что же ты меня не разбудил? — обидчиво сказал ему Милютин. Собака завиляла хвостом.
Милютин натянул сапоги, надел рюкзак, перекинул через плечо ружье и сказал:
— Пойдем, Урман.
Собака вытянула шею и тихо поскулила.
Старик сидел за столом и, посапывая, пил чай. Старуха на печи набивала патроны.
— Пойдем, Урман, — повторил Милютин. — Ну, старик, пойдем! Урман посмотрел на него и отвернулся.
— Урман, — сказал Милютин, — что с тобой?
Он взял его лапы, осмотрел когти. Нет, все в порядке.
— Урманыч! Ну, пойдем…
Собака тихо скулила, не поворачивая к нему головы. Милютин скинул рюкзак, ружье и присел перед Урманом на корточки.
— Урманыч… — сказал он ласково. — Хороший мой… Добрый мой… Урманыч…
И вдруг случилось неожиданное — Урман поднялся с пола и пошел прочь от него, не оглядываясь.
— Урман! — закричал Милютин. — Ко мне!! Урман ответил ему: «Ррр».
Одним прыжком Милютин догнал его и, обняв ладонями морду, повернул к себе. Урман вырвался и отошел в дальний угол избы.
Милютин закрыл лицо руками. От рук пахло. Милютин понюхал пальцы, посмотрел на Урмана, на миску с объедками, на старого манси…
— Что ты с ним сделал! — хрипло сказал он.
— Правильный сопака. Не ест с тюсых рук.
Милютин смотрел в истрескавшееся от крепких морозов и долгой жизни лицо старика, и его захлестнула самая большая обида, на какую только способен человек.
— Э-эх, отец… — горько сказал Милютин. — Не куплю, так украду, да?
— Я не крал сопака.
— Ты увел ее. Не надо врать, старик. Когда я начинал ходить в тайгу, я помогал охотникам варить приманки.
Старик допил чай и достал трубку. Невозмутимо и легко раскурил ее. За оконцем зимовья дремали кедры.
— Урман… — тихо сказал Милютин, но ничего не услышал в ответ. Устало поднял он с пола рюкзак и ружье. Дружно заныли плечи под лямками и поникли под тяжестью рюкзака. А зачем ему это медвежье бедро? Раньше они были вдвоем. А теперь он и так проживет. Милютин вытащил из рюкзака мясо и положил его на пол зимовья. Но спине не стало легче. Он перебросил через шею ремень от ружья и побрел к двери.
— Урманыч… — уже в дверях позвал он в последний раз и вышел. Он не думал о дороге. Чутье опытного геолога удерживало его в правильном направлении.
Часа через полтора он почувствовал, что промок до пояса. Значит, он перешел вброд ручей, сам того не заметив. Сейчас будет второй ручей, и часа через два он выйдет к излучине реки.
Второй ручей был поглубже первого, и стоило подумать о себе. А он подумал о ружье. Подняв его высоко над головой, Милютин полез в воду. Пройдя шага три, он оступился и вымок по плечи. Поток был чист и хорошо просматривалось дно. Оно было крепким и ровным. Милютин оступился еще раз и остановился. Словно горький запах горящей тайги, до него долетел собачий лай. Издалека, со стороны первого ручья. Милютин вернулся и выбрался из ручья на берег. Лай пропал. Со старенькой милютинской штормовки капала вода. Где-то хрустнула ветка.
СТЕПАН ЩИПАЧЕВ
ЧЕРНОЕ ДУЛО
Из Таллина:
Сначала восточноевропейские овчарки Деро и Динго прошли курсы, организованные Таллинским клубом служебного собаководства ДОСААФ. На «уроках» собакам давали нюхать ветошь, пропитанную жидким газом, а затем они по запаху газа должны были обнаружить в земле на глубине 40 см баллон типа «Турист».
Теперь эти собаки несут патрульную службу в «Таллингазе» на 18-километровой чугунной трассе в Старом городе. Деро настолько освоила свою «профессию», что находит место аварии даже под асфальтом. Газовая труба расположена там примерно на глубине метра.