Выбрать главу

Вместо нее и тут убогий принцип — все на продажу. Это удобно — освобождает от нравственных переживаний, предает забвению совесть. Это и выгодно — приносит какой-никакой доход, меха нынче в цене всякие.

При этом он в присутствии сына-школьника вполне серьезно рассуждал, что подобное отношение к животным, пусть на первый взгляд и жестокое, воспитывает у детей… гуманность. Я не думаю, что он лицемерил, он действительно был в этом уверен. И это страшно… Прошлым летом в Киргизии, на берегу чистой горной реки я видел, как молодой парень сдирал шкуру с живого ужонка. Меня это потрясло, а он, смеясь, объяснял, что во Фрунзе пошла мода на ремешки для часов из кожи ужей и змей, подсчитывал, сколько заработает. По странному совпадению, а скорее по внутренней логике, он тоже рассуждал о гуманном отношении к природе (уничтожает, дескать, никому не нужных тварей). Как же нам быть с такими «гуманистами»?

…Василий приканчивал шестого щенка. Устал. Жертвы визжали. Те, до кого очередь еще не дошла, пытались с ним играть. Через забор заглядывали соседские дети, иногда взрослые, что-то кричали ему. Какой-то женщине от увиденного стало плохо, вызвали «Скорую помощь». Он ничего не слышал, увлекся, да и некогда было. Потом позвала жена: «Обедать, Вася». Он ополоснул красные руки, сел за стол. Вовремя. Прибежали с улицы младший его сын Вадим и соседская девочка Оля. Они знали об участи щенков (Василий не скрывал этого с самого начала), но просили оставить в живых своих любимцев — Рыжика и Куклу. Эти двое как раз бегали теперь по двору. Дети обрадовались… По странному стечению обстоятельств, по телевизору показывали цирковых собачек. Они прыгали сквозь обруч или друг через друга, ходили на задних лапах, играли в мяч, а совсем маленькие изображали жокеев, сидя на спинах мощных боксеров. За столом все веселились, Василий одобрительно приговаривал: «Ай да молодцы!» Но ему и в голову не пришло, что так же радовать могут и Рыжик с Куклой и другие щенки, которых у него просили окрестные ребятишки, а он не отдал. Передача кончилась, дети ушли на улицу. Тогда он встал, чтобы добить оставшихся в живых. Борис, его любимец, помог поймать щенков, потом сказал:

— Сбегаю, пожалуй, в зоопарк, предложу щенячье мясо на корм зверям, авось купят…

— Молодец, — похвалил отец, — все выгода будет.

Выгоды, однако, не получилось, от трупов щенков в зоопарке отказались. Когда вернулся младший сын, двор был пуст, и Вадька заплакал, повизгивая по-щенячьи…

Вот и вся история. Кто, какие обстоятельства сделали Василия А. таким, какой он есть? Ведь ничто на земле не проходит бесследно. Может быть, первым толчком был случай, когда Пират, пастушеская собака, спас его в детстве от волка, с трудом оправился от полученных в схватке ран, но тут же был обменен с большой выгодой, как считал отец, на нужную в хозяйстве вещь? Не тогда ли ему, мальчишке, дали понять, что главная ценность в жизни — выгода? Не тогда ли начала глохнуть и черстветь его душа? А теперь вот как это откликнулось. Мне страшны равнодушие и жестокость Василия А. Мне страшно за будущее его детей. Но мне страшно также равнодушие его соседей, людей, которые знали о готовящемся убийстве, а если даже и не знали, то, увидев его начало (а ведь видели, видели), ничем ему не помешали. Ни словом, ни делом. А на деле-то как раз и вышло, что они оказались союзниками шкуродера, потому что все происходило с их молчаливого согласия. Теперь возмущаются. Утверждают, что и в тот страшный день возмущались… про себя, но нашему Васе их возмущение было, как говорится, до лампочки. Сейчас, впрочем, тоже…

* * *

Я не называю фамилий действующих лиц (имена подлинные) не потому, что мне их жалко, а потому, что у них есть дети. И, несмотря ни на что, я хочу верить: дети станут все-таки настоящими людьми.