Елизавета Федоровна подождала-подождала и, почуяв неладное, отправилась за мужем: нашла его в дизельной.
Кому-то из них надо было немедленно сообщить пограничникам о происшедшем. Пойти ему — значит оставить жену один на один с задержанным нарушителем государственной границы. Это исключено. И ее посылать — страшно подумать. Ночь, темень, а впереди ледяная пустыня бухты, которую не умеючи не преодолеешь: то здесь то там трещины, едва схваченные слюдяной коркой лунки, оставленные рыбаками. Судить-рядить некогда, и Елизавета Федоровна, одевшись потеплее, вооружившись палкой и фонарем, позвав Нору и Сильву, решительно спустилась с каменного острова на лед.
Симонов перебрался с нарушителем в дом.
Что он думал, какие чувства испытывал в эти тревожные минуты?
Прежде всего, беспокоился за жену. И верил в нее — пройдет благополучно. Перед задержанным страха не испытывал. Верил в себя.
Так они и сидели: начальник советского маяка, огромный, высокий, худощавый, с широченными ладонями, — по одну сторону стола; пришелец из-за кордона, коренастый, перевитый литыми мышцами, — по другую.
Между тем Нора и Сильва мягко ступали следом за хозяйкой.
«Где шагом, где бегом, — рассказывала потом Елизавета Федоровна звонким задушевным голосом, — спешу, а мысли роем вьются. За мужа беспокоюсь больше всего. Он хоть и здоровый, крепкий, да ведь всякое бывает. За себя боялась только по одной причине: вдруг чужак не один — с „хвостом“. Одного мы взяли, а второй, может, сейчас следит, не даст до пограничников дойти».
«Хвост», как показалось Елизавете Федоровне, должен был быть где-то справа, в тени от скалы. Преодолеть бы этот отрезок, а там не страшно. За скалой гораздо светлее, дорогу хорошо видно. Но за скалой как раз и подстерегала ее самая серьезная опасность. Путь преградила широкая трещина. С трудом преодолела ее и заторопилась дальше. Однако прежде сделала вот что — повернула собак домой. «Они не хотели возвращаться, но я их все-таки уговорила. Вдруг что случится с хозяином, они и выручат, а я как-нибудь доберусь».
Не знала она, что тем временем к каменному острову подходила пограничная группа.
Выбравшись на берег, Елизавета Федоровна побежала к пограничникам. Вот и дверь в комнату дежурного. Толчок — и, не слыша собственного голоса, она громко сказала:
— У нас на маяке чужой человек…
Супруги Симоновы поступили, как настоящие солдаты-пограничники.
В. Горлов
Погоня на рассвете
— Костерин, — тихо сказал старший лейтенант Пирюшев, — не гони так быстро. Теперь ведь не к спеху. Да и ребята…
Шофер взглянул в зеркальце и улыбнулся. Прислонившись друг к другу, Камалтдинов, Сапегин и Торопов крепко спали. Лишь Дик, вытянувшись у их ног и по-прежнему навострив уши, нес свою службу.
— Во дают! — не скрывая зависти, весело отозвался Костерин. — После такого — и заснуть. Ну и нервы…
…В 6.02 дежурный по заставе рядовой Саенко принял сигнал о нарушении государственной границы. Через секунды он услышал, как отбарабанили в коридоре сапоги, как за окном вразнобой хлопнули дверцы машины и медленно растворился в шуме дождя гул мотора.
Они ехали в машине молча и смотрели в окно. Но что там можно было увидеть? Даже «дворники» на лобовом стекле едва успевали разгребать мутные лужицы. Ночь выдалась трудной. Такие чаще выпадают ранней весной и поздней осенью. Ветер и дождь зарядили с самого вечера. Это был десятый выезд на границу. Все они основательно промокли, промерзли и одинаково хотели спать.
6.22 — взглянул на часы Пирюшев и остался доволен шофером. Он видел, как быстро исчезают в темноте Камалтдинов, Сапегин и Торопов, хотел крикнуть вдогонку что-нибудь ободряющее, но вышло сухое и командирское:
— Камалтдинов! Повнимательнее на КСП!
Ефрейтор Ренат Камалтдинов, услышав наставление командира, даже чуть обиделся: подними ночью и новичка, он без запинки отбарабанит, как нужно действовать тревожной группе при осмотре границы. А Сапегин, Торопов и он, Камалтдинов, не первогодки. Сколько раз за время службы тревога призывала их сюда, на контрольно-следовую полосу. Сколько раз читал на ней разные «автографы»: горных козлов, волков, зайцев. Но это так, «между строк».
— Сапегин, — приказал ефрейтор, — смотри ограждение. Торопов — на дорогу.
Они действовали без суеты, привычно, каждый знал свой маневр наизусть. Дождь не прекращался, под ногами хлюпала грязь, фонарь едва пробивал туманную завесу. Камалтдинов не прошел и сотни метров, когда луч света выхватил на распаханной полосе ровные строчки следов. Ренат присел на корточки и внимательно осмотрел их. Сомнений не осталось — прошли люди.