И Гайс старался. Фонарик слабо освещал путь. Они долго бежали по лесу. Пересекли длинную просеку и очутились среди старых дубов. Собака шла впереди, обнюхивая землю. Прапорщик и солдаты еле успевали за ней. «Бежит, вроде, уверенно. Значит, след не потерял, — думал Соловьев. — Мох под ногами. Сравнить бы с тем отпечатком, что у речки. Но разве на мху увидишь! Давай, Гайс, давай, милый!»
Пробежали еще километра три. Выскочили на дорогу. На ней стояли машины, солдаты. Короткое совещание.
— Все осмотрели. Пусто. Садись в машину, поехали. Будем искать в другом месте.
Но Соловьев не согласился. Он поверил Гайсу: очень уж уверенно шел пес. И они остались в лесу.
…Семь лет назад получил Юрий Александрович маленького щенка. Щенок рос, а когда наступило время выводить его на площадку, оказался на редкость бестолковым. Не слушался команд, не желал выполнять приемы, убегал. И еще все время болел. То лапы опухнут, то простынет, то еще что-нибудь. По всем статьям не получалась из него розыскная собака. И Соловьев вполне мог расстаться с ним. Мог. Но не расстался. Верил в него. Все вокруг говорили: «Брось. Получишь другого, нормального». А ему почему-то казалось, что из Гайса будет классный пес. И в сотый раз, проклиная себя и строптивого щенка, тащил упирающегося и взъерошенного Гайса в учебный городок. Часами бегал с ним по лесу, дрессировал, заставляя брать след. Сидел около него, больного, ночами, выхаживая, как младенца. И Гайс вырос. Превратился в огромного красавца пса. Преданного, понимающего хозяина не то что с полуслова, с полувзгляда…
На болото лег туман. Стало холодно. Легкие платьица девочек отсырели. Они собрались вокруг Гали. Шарик и Пулька забрались в середину. Компания стала засыпать.
Овчарка уверенно шла по следу. «Куда же он? Там болото! А вдруг ребятишки попали туда?»
— Устал? Нельзя нам с тобой сейчас отдыхать. Что если забрались они в Большое болото. След, Гайс, след!
Опять бегом. Кричать уже невозможно: охрип. Под ногами стал пружинить мох. А Гайс все тянул и тянул дальше — в болото.
Несколько шагов — и Юрий Александрович выше колен ушел в трясину. Еще шаг — и опять яма. Сколько их было, сколько раз он вылезал из липкой вонючей грязи… Раз присел на поваленное дерево — и встать, казалось, сил не было. Подбежал Гайс, лизнул в щеку. Теперь уже он торопил хозяина.
…Начало светать. Нет, даже еще не светать, а просто мрак из черного стал черно-серым.
— Неужели нас не найдут? — спрашивали маленькие у Гали.
— Обязательно найдут. Смотрите, смотрите!
Над лесом одна за другой поднялись две ракеты.
— Вот! Ищут нас! Ищут! Ура!
…Фонарик совсем погас. Бежать уже не было сил ни у того, ни у другого. Проклятое болото… Где же дети? Но по поведению собаки прапорщик понял, что осталось немного. И вдруг — голоса! Сил сразу словно прибавилось:
— Дети! Отзовитесь!
И в ответ радостное:
— Здесь! Мы здесь! Сюда!
Взяв Гайса покрепче за поводок, Соловьев побежал на зов.
Домой возвращались, когда уже совсем стало светло. Маленькая Леночка сидела у дяди Юры на закорках и спала. У дяди Юры ноги подкашивались, но он старался ступать как можно аккуратнее. (Позже по карте Юрий Александрович выяснил, что в общей сложности они с Гайсом проделали путь в сорок километров.) Так и вошли в поселок. Леночка сонным голосом сказала:
— Дядя Юра, отведи меня домой, а то мама ругать будет.
Отвел. Правда, мамы дома не было — искала дочь. Уложил девочку в постель и пошел домой. Гайс брел рядом, опустив хвост и свесив уши, — устал пес. Дома у прапорщика Соловьева их обоих ждал ужин.
Вот так в служебной карточке инструктора службы собак, прапорщика внутренних войск МВД СССР Юрия Александровича Соловьева появилась запись: «За умелые действия по розыску пятерых детей, заблудившихся в лесу, награжден ценным подарком».
— А Гайс? — спросил я. — Чем его наградили?
Юрий Александрович улыбнулся:
— Купил ему конфет. Он у меня лакомка. Правда, Гайс?
Л. Богачук
Амур идет первым
Большой черный пес бросился молча. Только ударившись в прыжке о металлическую сетку так, что задрожали стены вольера, он хрипло залаял на чужого.
Я подошел ближе и сел вплотную, прижавшись к сети. Амур задохнулся от ярости. Казалось, он был готов клыками рвать железные нити, но, увидев, что его проводник рядовой Юрий Черешнев разговаривает со мной вполне дружески, сразу успокоился.
— Хороший Амур, ай, хороший, — уверенно сказал я.
Амур привалился к моему плечу с той стороны сети. На всякий случай он отвернулся, стараясь, наверное, не показать, как ему приятны мои слова.