Выбрать главу

А потом, помолчав, мечтательно сказал:

— Отпустил бы, будь ему замена. А еще бы лучше — несколько таких же парней, как Гена, со своими собаками…

Рядовой Мотыльков Геннадий Геннадьевич за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга, награжден орденом Красной Звезды. Рядовой Черешнев Юрий Викторович представлен к государственной награде.

Газета «Комсомольская правда», 10 июня 1983 года.

Ю. Гейко

Служили два друга

Их история начиналась так просто… «Комсомольская правда» рассказывала об этом 10 июня 1983 года. А теперь, когда все уже позади, они часто приходят на высокий волжский берег — худой двадцатилетний парень в кроссовках, джинсах и просторном пиджаке и черная, как смоль, овчарка. На них, как и на многих «собачников», ворчат со скамеек, а некоторые припоминают, что вроде бы эта же «парочка» появлялась здесь года два назад, но, может, и не эта…

Эта. Тот же парень — Гена Мотыльков и та же собака — Амур.

И не эта. Не глядели они тогда подолгу на свой город, а носились, не уступая друг другу в детскости, не замечалось тогда у Амура проседи на холке, не прихрамывал его хозяин, Гена Мотыльков, и не было на правом лацкане его пиджака чуть заметной, но характерной вмятины, которую никаким значком не оставишь — только орденом.

Жмурятся они от солнца, поглядывают друг на друга — и что вспоминают? Афганистан? Свист душманских пуль? Или, может быть, долгую разлуку, казавшуюся обоим непоправимой?..

Чем раньше увлекся школьник Гена Мотыльков — собаками или взрывными устройствами, он теперь не помнит. И то, и другое увлечение было сопряжено с трудностями чисто практического характера. Первую трудность Гена преодолел, вступив в клуб собаководов и поставив матери жесткое условие: «Беру дворнягу». Через несколько дней она сама принесла из питомника УВД черного замечательного щенка. Но самопал другом человека не являлся, и здесь со школой возникли сильные осложнения. Выручил сормовский машиностроительный техникум, а именно — военрук Анатолий Леонидович Бронников.

Так и постигали они каждый свое: один — взрыватели и мины, второй — барьеры и команды до тех пор, пока не пришла к Мотылькову армейская пора.

И незадолго до призыва приснился Гене странный сон: березовая аллея, двухэтажная казарма красного кирпича и будто бы это — Афганистан.

В точности такую аллею и казарму он увидел через несколько дней — в «учебке». В ней Гене не раз предлагали остаться — инструктором. Но не остался. Афганистан он увидел через несколько месяцев.

Их было несколько в подразделении, таких саперских «тандемов»: собака — человек, и впереди любой бронированной колонны всегда шли они.

Когда работали Гена и Амур, в колонне были спокойны.

— Собака есть собака, она как человек, — говорит Гена, — моя жизнь зависит от ее настроения и от того, как мы с ней понимаем друг друга. Часто ее нельзя заставить, можно только попросить, ее надо знать лучше, чем самого себя.

Кончился миноопасный участок, и все остальное, «нерабочее», время их оберегали, как могли. Но упасть на Амура, прикрыть его телом от пуль, решетящих тент автомашины, — это была привилегия только Мотылькова. И ею он пользовался не раз.

Сколько раз они спасали жизнь и друг другу, и другим? Этого никто не считал. Хотя все же одну цифру назвали: четыреста. А кто — кому, так ли это важно?

Найдя мину, собака садится возле, а потом уходит. Однажды Амур не ушел. Это сейчас легко сказать, что Мотыльков насторожился. Но почему все же он не спешил поднять с земли круглую пластиковую лепешку? Почему ни грохот моторов за спиной, ни жара, ни усталость не заставили его ошибиться?

— Наверное, потому, что я очень люблю Амура, а значит, верю ему, чувствую его. Я ни о чем таком не думал, я просто почему-то не спешил…

За эти-то «неспешные» секунды он и увидел два тоненьких проводка, уходящие от мины в сторону.

Беззлобно посмеиваясь, ребята говорят, что сапер ошибается два раза. Первый — когда выбирает профессию, второй… об этом знают все.

Ни Гена Мотыльков, ни Амур не ошиблись ни разу.

Но расстаться им все же пришлось.

…Он стоял в бронетранспортере и, глядя вниз, успокаивал волновавшегося от близких разрывов Амура, когда вдруг почувствовал стекающую в сапог кровь. Тогда сел, потом лег на сиденье и «заснул», как он мне рассказывал, а точнее — потерял сознание от потери крови. Очнулся от голосов: «Гена, ты живой?» В люк залезали ребята. «Я сам», — сказал он и поднялся. Но руки сорвались с брони, и дальше он ничего не помнит.