Однажды к Тане пришла подруга Аня Колесова. Щенок незлобно залаял на нее, а Борис натравил:
— Возьми, возьми, Норка!
Норка громко залаяла и бросилась на девушку. Аня испуганно взвизгнула и, открыв дверь, выскочила в коридор. Из своей комнаты выбежала Таня, и лицо ее стало пунцовым:
— Борис, ты дошел прямо до наглости! Натравливаешь на моих подруг собаку! Так ко мне никто ходить не будет.
— Ты ничего не понимаешь, — спокойно сказал Борис. — Это же воспитание. Норка должна недоверчиво относиться к чужим.
— Ну и трави своих товарищей, а моих подруг не трогай! Я маме скажу…
— Ну и говори! Мама меня лучше понимает, чем ты. А еще в восьмом классе учишься…
Таня вышла в коридор и увидела подругу, прижавшуюся к стенке.
— Аня, иди.
— Нет, надо выждать немного.
— Чего выждать?
— Да чтобы Норка считала, что она «победила» меня. Мы ведь так с Борисом заранее договорились.
— Спектакль, значит, устроили. И меня не предупредили… А чего же кричала как резаная?
— Да ведь знаешь, как страшно-то мне показалось…
Наступила весна, и пришлось Норку выселить на жительство во двор, в деревянный сарай. В сарае Борис смастерил ей будку, а на пол постелил старый детский матрасик, на котором когда-то спал сам. Он ежедневно чистил щенка щеткой, а как потеплело — стал его купать. Щенок охотно плескался, а плавать не хотел — боялся. Но ведь всякая служебная собака должна хорошо плавать. Борис брал потяжелевшего щенка на руки, заносил его поглубже и, бросив в воду, плыл сам впереди. Норка испуганно вытаращивала глаза и быстро плыла обратно к берегу. Потом она привыкла и охотно бросалась в воду за хозяином и даже переплывала с ним на другой берег.
Ежедневно по вечерам Борис гулял с Норкой по городу. Сначала щенок боялся машин и шарахался от них под ноги хозяину. Тогда Борис подвел Норку к машине знакомого шофера и вместе с ней облазил всю машину, а потом они проехались по городу, и щенок перестал бояться машин.
Иногда Борис садился на велосипед, выезжал за город и так быстро несся по асфальтированному шоссе, что в ушах ветер свистел. Норка, высунув язык, еле успевала за ним.
Один раз какой-то старик даже остановил Борю:
— Эй, малый, чего ты кутенка-то гоняешь? Запалить можешь.
Это я его к бегу приучаю.
— Оно, конечно, собака должна бегать, да ведь во всяком деле мера нужна…
— А я все делаю, как в книжке написано, и у инструктора в клубе бываю.
— Ну, если по книжке, то правильно, — успокоился старик.
Но вот Норке исполнилось десять месяцев, и костлявый озорной щенок превратился в рослую собаку, похожую на волка. Даже Таня как-то сказала:
— Мама, а какая наша Норка красивая стала, правда?
Мать улыбнулась:
— Правда, дочка, правда. К чему приложишь руки с любовью, из того и толк выходит.
Кончилось наконец для Норки домашнее воспитание, и надо было приниматься за настоящую учебу. Повел Борис Норку в клуб, и там ему выдали ее «родословную», в которой были указаны не только отец и мать Норки, но дедушка с бабушкой и даже прабабушка. Получив «паспорт», Норка стала вполне взрослой, и теперь ее уже можно было по-настоящему дрессировать.
Всю зиму три раза в неделю ходил с ней Борис в клуб и занимался на учебной площадке под руководством опытного инструктора Вадима Ивановича Третьякова.
Норка оказалась очень способной и быстро усвоила общий курс.
В первомайские праздники, когда к Надежде Васильевне пришли в гости ее сослуживцы, Борис показал успехи своей воспитанницы. По его команде Норка садилась, ложилась, прыгала через палку, ползала, а когда он говорил: «Голос!» — звонко, отрывисто лаяла.
Борис торжествовал. И даже Таня не скрыла на этот раз своего восхищения.
— Знаете, девочки, это ее брат сам воспитал, — сказала она подругам. — Борис у нас ужасно упрямый — он чего хотите добьется.
Однажды Борис пришел из клуба радостно взволнованный.
— Мама, — сказал он, — к нам в клуб приехал инструктор из Москвы, из спецшколы, и подбирает собак на дрессировку в поводыри.
— В какие поводыри? — не поняла мать.
— Поводыри слепых.
— Ты серьезно?
— Честное слово! Он выбрал у нас пять собак. И мою Норку тоже. Он, мама, проверил у нее и слух, и зрение, и память, и внимание и сказал, что она очень способная для этого дела.
— Ну, а как же ты? Тебе разве не жаль ее отдавать?
— Жалко, конечно, но надо. Ведь слепые-то — инвалиды войны. Он сказал, что это новое дело… Вот бы интересно, мама, посмотреть, как дрессировать ее будут?