Привязанность Трофея к своему новому хозяину росла с каждым днем. Уезжая в бой, Евгений нежно прощался с другом: жал ему лапу, трепал по шерсти, давал кусок сахара. Когда пятерка танков КВ одновременно возвращалась из боя и подходила к своей базе, Трофей срывался с места и безошибочно мчался к машине Дормидонтова.
— Трофейчик, милый мой, полезай сюда, — обращался из люка Дормидонтов, заглушив машину. Трофей одним махом прыгал на танк, просовывал морду в люк и нежно терся там о шлем и чумазое, почти неузнаваемое лицо своего друга и хозяина.
…День ото дня бои становились все ожесточенней. Иногда танк лейтенанта Калиничева не возвращался на базу по два-три дня подряд, и тогда изнывающий от тоски Трофей не находил себе места. Он уже совершил несколько побегов на передовые линии, но, не обнаружив нигде следов своего хозяина, скучный и голодный, возвращался обратно.
…Однажды ночью танки ушли в бой.
Противник решил отбить только что отнятый у него выгодный рубеж. Предпринял мощную контратаку. Но после двухчасового боя показал спину. Пятерка КВ дралась превосходно. Особенно хорошо работала машина лейтенанта Калиничева. Виртуоз-водитель Евгений Дормидонтов бросал машину то в тыл, то на фланги вражеских боевых порядков.
Бой закончился, но танк командира Калиничева не вернулся. Как ни обнюхивал Трофей машины, хозяина не находил. Хозяин остался где-то на поле боя.
Прошло несколько часов, а танка Калиничева все нет и нет. Несколько пар танкистов и пехотинцев ходили в разведку, но машину нигде не обнаружили — как сквозь землю провалилась.
В батальоне кто-то вдруг предложил послать Трофея поискать машину. «Трофей ее издали узнает, а фашисты не тронут его. Он с бляхой».
Трофея вывели из окопа, показали на один из танковых следов, идущих в сторону врага, и сказали: «Ищи!»
Видимо, только этого он и ждал. Умный пес пустился во всю прыть вперед, наверняка понимая своим собачьим сознанием, что искать ему нужно только единственное — своего любимого хозяина.
Через несколько часов Трофей появился на сборном пункте машин. Первого попавшегося танкиста он схватил зубами за комбинезон и стал тянуть за собой.
— Нашел, неужели нашел?! — удивлялись и радовались танкисты.
Разведчики Валин, Аровский и Нальченко отправились за Трофеем, потащившим их в сторону передовой. Путь собаки пролегал далее прямо к врагам, откуда изредка раздавались ружейные и пулеметные выстрелы. Идти было небезопасно. Но Трофей настойчиво рвался вперед.
Ребята решили немного продвинуться. Крадучись, они поползли между мелкими кустами за Трофеем. Но не миновали и трех десятков метров, как Трофей остановил их сам. Прильнув к земле и положив передние лапы на что-то черное, он повернул голову в сторону разведчиков. Бойцы приблизились. Перед ними лежал труп танкиста в комбинезоне, шлеме и перчатках. Это был Ваня Писарев — артиллерист из танка Калиничева.
— Ванюшка! Как же ты здесь? — скорбно, полушепотом проговорил один из разведчиков.
Писарев был весь изрешечен пулями. За пазухой у него оказались документы, записные книжки всего экипажа. Очевидно, он пробирался ночью, чтобы известить об аварии, и был убит по дороге. «Живы или нет, и где они сейчас? — вот вопрос, который волновал разведчиков. — Хотя бы записочка какая-нибудь. Ничего».
Трофей, сорвавшись с места, вдруг вихрем полетел в сторону противника.
— Куда его понесло? Взбесилась собака, — воскликнул Аровский.
— Да разве не понимаешь? Он уже по следу Писарева поскакал. Танк найдет сейчас, — уверенно заявил Нальченко.
Через час с бумажником в зубах появился Трофей. Он положил ношу к ногам разведчиков и стал в выжидательной позе.
Бумажник раскрыт, и перед глазами разведчиков… записка с подписью командира танка Калиничева.
«Хоть сколько-нибудь боеприпасов. Хотя бы с Трофеем. Мы еще живы. Расстреливаем последние. Набили штук сотню гадов, но не сдаемся и никогда не сдадимся. Калиничев».
Вот когда все вспомнили об умении Трофея таскать диски, автоматы. Будто предвидел Дормидонтов произошедшее теперь, обучая собаку этому делу.
Разведчики тут же добыли у пехотинцев один диск и завернули его в тряпку. Диск — Трофею в зубы, и пес уже знал, что ему надо делать. Пулей помчался он в направлении, указанном ему рукой, по своему свежему следу.
Три рейса с дисками в зубах совершил к танку пойнтер. Машина находилась, очевидно, километрах в трех в глубине территории противника. В третий раз Трофей вернулся с опаленной в нескольких местах шерстью и запиской, прикрепленной к ошейнику:
«Дорогие товарищи! Спасибо вам, спасибо Трофею. Вот какая собака! Она помогла нам подстрелить еще с полсотни гадов. Прощайте, ребята. Последние минуты. Обливают бензином. Умрем, но победа за нами! Передайте привет родным. Трофея спускаем в нижний люк. Он такой, он прорвется. Прощайте. Калиничев, Дормидонтов, Шишов, Соловьев».
…Через неделю мы погнали фашистов дальше и заняли то место, где находился танк Калиничева. У него были перебиты обе гусеницы, гитлеровцы облили его горючим и подожгли.
Подолгу стояли здесь бойцы, сияв свои шлемы, и всякий раз с танкистами прибегал четвероногий друг Дормидонтова, любимый всем батальоном пес Трофей.
Борис Рябинин
Три повести о верном друге, взятые из жизни
Итак, моя фронтовая служба в качестве минера началась.
Никогда не думала, что моя привязанность к собакам приведет меня в специальное собаководческое подразделение.
Было это делом случая.
В конце сорок второго года пришла повестка с вызовом в военкомат. Что ж, молода, здорова, не замужем. Если девушки могут быть полезны на фронте, то кому идти, как не мне, решила я.
В военкомате было полно народа. Среди людей вертелась и собачонка: видно, потеряла хозяина и теперь искала его, тычась беспомощно то к одному, то к другому. Вошел высокий, неуклюжий как медведь парень и своим тяжелым сапожищем наступил ей на лапу. Раздался такой отчаянный собачий визг, что парень и сам-то. испугался. Вокруг послышались смех и шутки, а я, подхватив бедную шавку на руки, начала успокаивать скулящее от боли и страха животное.
На шум из комнаты председателя призывной комиссии выглянул пожилой усатый майор. Лицо его было строго. Окинув взглядом происходящее, он неожиданно сухо обратился ко мне:
— Вы любите собак?
— Да! — несколько вызывающе ответила я, решив, что он является их убежденным противником: есть ведь такие люди.
— Хорошо, — сказал майор и скрылся за дверью.
Через полчаса, когда я прошла комиссию и была признана годной, мне вручили бумагу с печатями и подписями, на которой значилось, что для прохождения военной службы я направляюсь в школу дрессировщиков.
Если бы не эта собачонка, быть бы мне или медицинской сестрой, или радисткой. Но случай распорядился по-своему.
И вот я на фронте. Школа осталась позади. На мне полная походная армейская форма, на плечах погоны младшего лейтенанта войск технической службы.
Задача нашего подразделения — разминирование.
Но наши минеры не вооружены длинным, заостренным как копье щупом-шестом, чтобы шаг за шагом медленно продвигаться по местности, обследуя каждый квадратный вершок площади вокруг себя. Не вооружены они и миноискателями, дугой которого минер водит, словно косарь, влево и вправо над землей, а сам ждет, не раздастся ли в наушниках знакомый, похожий на пение комара звук — знак, что мина тут, близко…
Наше оружие — собаки.
Не знаю, известно ли вам, какой полезной оказалась собака на этом очень специфическом участке нелегкого воинского труда, какое число людей обязано своими жизнями этому животному.
Всем понятен страшный смысл фронтовой поговорки: сапер ошибается только один раз. Так вот: сапер почти перестал ошибаться, когда его помощником стала собака. С применением собак эта специальность стала для человека если и не совсем безопасной, то, во всяком случае, в значительной степени потеряла свой прежний характер непрерывного неравного состязания со смертью, не говоря уже о том, что сам процесс разминирования ускорился во много раз.