Ягор. Учуял, поэтому и не позволил Сардиону стрелять.
Надир. Пока нас не было, здесь пахло кожей.
Ягор. Откуда в лесу могло пахнуть кожей? (Осматривается по сторонам.)
Амиран подал знак Надиру. Надир завыл. И буквально из-под земли, из-за кочек и кустарника вырастают пограничники.
Амиран. Видишь, Ягор, сколько волков воспитал твой Надир. И все… в сапогах.
Пограничники смеются.
Ягор (обиженно и растерянно оглядывает пограничников; Сардиону). Пойдем, старик.
Сардион (неожиданно спохватился, взволнованно забегал, кричит.) Где же этот человек? Ягор, где этот человек?
Пастух спокойно выходит вперед.
(Смущенно.) Ты хотел видеть начальника заставы?
Амиран, В чем дело?
Пастух. Вы товарищ Амиран?
Амиран. Да.
Пастух. Вот пакет от председателя нашего колхоза. (Передает.)
Амиран (прочел письмо). Передайте председателю колхоза благодарность за сообщение, но я уже знаю об этом.
Сардион. Прости, товарищ. Мы… мы не знали. (Возвращает пастуху оружие.) Извини нас.
Амиран. Молодец, Сардион. За это не извиняются.
Тяжелым, медвежьим шагом, волоча за собой капкан, уходит Ягор. За ним — Сардион.
Ягор!
Ягор останавливается.
Чего ты рассердился? Я думал, обрадуешься…
Сардион. Целый день мы ищем для капкана глухое место, подальше от людей, а, оказывается, здесь под каждым кустом…
Ягор (улыбнувшись, махнул Надиру рукой). Ты со мной, сын, не шути. Если завоешь где-нибудь подальше от границы, пристрелю… Так и останешься лежать в кустах и заставишь отца оплакивать тебя…
Надир. Не бойся, отец, если ты не узнаешь меня по голосу…
Сардион (смеясь, как бы вырвав окончание фразы из уст Надира). Узнаешь по сапогам, старик!..
Все смеются.
Двор при доме Ягора. Рядом дорога. На траве сидят Нателла и Надир.
Нателла. Значит, с завтрашнего дня мы будем вместе целых две недели?
Надир. Мы будем вместе провожать каждый солнечный день и встречать каждую зарю. А сегодня я всю ночь буду в дозоре.
Нателла. Скажи, Надир, неужели не бьется тревожно твое сердце, когда темной ночью ты стережешь границу?
Надир. Конечно, бьется, но не потому, что я боюсь темной ночи.
Нателла. Уж не боишься ли ты волков, которые стаями бродят вдоль границы?
Надир. Нет, родная, не от страха бьется мое сердце. Я не ребенок, чтобы бояться черных стволов деревьев и далекого воя волков.
Нателла. Но почему же, милый?
Надир. Когда начинают шевелиться во тьме деревья, когда оживает кустарник и по волчьим тропам скользят неясные тени, тогда слышно, как бьется сердце. И только того и боишься, как бы оно тебя не выдало.
Нателла. Значит, все-таки боишься?
Надир. Только одного боюсь: чтобы ни одна темная тень не ушла от меня, чтобы ни одна тень не пробралась в мою деревню, в мою страну, чтобы никто не потревожил сон моей Нателлы…
Нателла. Разве ты думаешь обо мне в эти минуты?
Надир. Разве думать о тебе преступление? Даже тогда, когда я смотрю смерти в глаза, когда град вражеских пуль взрыхляет вокруг меня землю, — и тогда я не перестаю думать о тебе…
Нателла (прильнув к Надиру). Бесстрашный мой, любимый! Как ты темной ночью узнаёшь врага?
Надир. Я всегда узнаю врага по шагам: у человека с чистой совестью смелая и ровная поступь, а враг пробирается, как хитрая лиса. Его поступь нерешительна и боязлива. Шаги его неровны, тревожны и прерывисты, как биение его сердца.
Выходит на балкон Ягор с ружьем.
Ягор (громко зовет). Сардион!
Нателла (отстраняется от Надира). Отец!
Ягор. Сардион! Нателла, где твой отец?
Нателла. Кажется, он спит.
Ягор (смеется). Сардион не любит спать. Бродит, наверно, как бездомный пес. Отыскал где-нибудь старуху, любезничает с ней и вспоминает молодость…