Степан Макарович (насторожился). Какой приезжий?
Тарас. Этот самый агроном, Рябинин. Целое собрание устроил и такого наговорил…
Степан Макарович. И что он, Василия ругал?
Тарас. Не то чтоб ругал, а вроде… Отсталый ты человек, Степан. Это в старину говорили «ругать», а теперь это называют «критиковать». Вот что!
Степан Макарович. А что он говорил?
Тарас. Говорил, что наши агрономы плохо работают, никуда не годятся.
Степан Макарович. Значит, и Алексей тоже?
Тарас. Выходит. Говорил, что они не помогают расти колхозу.
Степан Макарович. Куда еще нашему колхозу расти? И так чуть не до самой Москвы наша земля. Ты что, спятил?
Тарас. Да это не я, а он, Рябинин. Говорит, земли у нас уйма, техники хоть завались, а вот агрономии, говорит, не хватает. Ежели председатель действовал бы согласно науке — вдвое, говорит, можно всего достичь. Вот какие дела…
Входит Гордей.
Степан Макарович (передразнивает Тараса). «Согласно науке». Что он, твой Рябинин, предлагает? Телятам доклады читать, как им лучше расти, или, может, скрещивать свеклу с пшеницей?
Тарас. Не знаю… Теперь все может быть. Я в агрономии человек темный.
С улицы входит Екатерина. На ходу она снимает шарф, лицо у нее расстроенное и сердитое. Не глядя ни на кого, она проходит в другую комнату.
(Шепотом.) Сердитая она сегодня. Быть буре… Я лучше пойду.
Степан Макарович. Сиди, обойдется. А как же ей не быть сердитой?
Тарас. Так раскритиковали, обложили… Прямо обидно за человека.
Входит Екатерина с кипящим самоваром.
Екатерина (услышав последние слова Тараса). Тебя, Чижик, ник го не просил за меня заступаться. Я и сама за себя постою. (Ставит самовар на стол.) Тоже опекун нашелся! (Снова выходит.)
Степан Макарович (подмигнув Тарасу). Попало, Чижик? Чего суешь нос не в свои дела?
С улицы входит Агафонов.
Агафонов. Проголодались? Небось хозяйка весь гнев на вас срывает?
Екатерина вносит большой поднос с завтраком.
Екатерина (услышав слова мужа). И ты, председатель, хорош! Нечего сказать!
Агафонов. А что я могу сделать? Ты хочешь, чтобы я запретил критику. Может, и стенгазету прикажешь закрыть?
Екатерина. Ничего я от тебя не хочу. Только оставь меня в покое. А на ферму я больше не пойду. Не дам над собой смеяться.
Агафонов. Постановление правления о твоем освобождении еще не подписано. Значит, пока будешь работать.
Екатерина. Ты что, собираешься меня еще перед правлением срамить?
Агафонов (подмигнув Гордею). А как же без правления? Дело это общественное. Хотя по-родственному могу тебе помочь, напишу: «Освободить от работы по семейным обстоятельствам». Ввиду того, что Екатерине Григорьевне Агафоновой следует потрудиться дома, так сказать, для здоровья собственного мужа…
Екатерина. Что? Дома? Я тебе не домашняя хозяйка! В своем колхозе я и без тебя работу найду.
Агафонов (пытается отшутиться). Без меня? Нет, не выйдет, Катя.
Степан Макарович. Одна болтовня! Противно тебя слушать! Ты мне лучше скажи, за что Катю обижают?
Агафонов (огрызаясь). Вы что, суд надо мной собираетесь устраивать? Что здесь, общее собрание колхоза или семейный завтрак?
Екатерина. А ты не ершись!
Входит Алексей и молча садится за стол.
Степан Макарович (сердито). Срамота! Денно и нощно женщина работает, из-за этих проклятых кур жизни не видит, а все мало! (Василию.) Ты скажи, за что Катю обидели?
Агафонов. Ты лучше прочти газету, отец. Значит, есть за что.
Екатерина. Конечно, есть. Пишут, что я университет по куриным делам не окончила и потому у меня птицы мрут.
Агафонов. А разве это не правда? Шутка ли, управлять такой птицефермой? Это дело большое. (Раздельно.) Об-ще-ствен-но-е…