— Дарен… ― но я уже не слушал друга, и повернулся к доктору О'Нил.
— А может, это и вовсе врачебная ошибка, а?
— Дарен…
— Как я могу верить в ваш профессионализм, если совершенно вас не знаю?! Я вообще не знаю, врач ли вы!!
— Черт подери, Дарен, Элейн сама сказала мне! ― заорал Пол, и эти слова прошибли до мозга костей.
Я застыл, не зная, дышу ли, и если нет, то хочу ли пытаться. Хочу ли жить здесь и сейчас, в этом мире без человека, ради которого каждое утро открываю свои глаза. Хочу ли бороться с тьмой, если моего единственного солнышка не будет рядом.
Как бы сильно мне не хотелось верить в то, что слова Меган О'Нил ― ложь, я понимал одно ― Пол никогда бы мне не соврал. После всего, через что нам пришлось пройти, он ни за что бы так не поступил. Особенно в том, что касалось моей сестры.
— Каковы прогнозы? ― тихо спросил, решая, что с остальным разберусь позже.
— Состояние стабилизировалось, ― спокойно и ровно ответила Меган. ― Мы приняли меры вовремя, но ещё всего лишь день или два…
— Я хочу увидеть её, ― тут же произнес, замечая, как О'Нил на несколько секунд застыла. И она бы могла и имела право отказать, но, несмотря на всё это, кивнула.
— Только сначала я проверю её показатели.
Смотрел ей вслед, а затем, наверное, впервые за эти мучительно тянущиеся минуты сделал вдох. Повернулся к другу, который стоял, устало прислонившись к стене.
— Я знаю, что уезжать ты откажешься, но внизу делают великолепный эспрессо и выпекают вкуснейшие булочки, ― встретив слегка протестующий взгляд Пола, добавил: ― если не пойдешь сам, я затащу тебя туда силой.
Тот легко усмехнулся, но ещё всего через несколько категоричных заявлений со стороны друга, согласился немного отдохнуть. Я знал, что Пол совершенно забывал о себе, когда дело касалось близких ему людей. Особенно, в такой ситуации. Особенно, учитывая, что мы были его единственной семьей, которую он не хотел… нет, даже боялся потерять.
— Всё наладится, ― услышал за спиной. ― Мы пройдем через это вместе.
Эти слова были сродни ножевым ударам, ― такие же болезненные и глубокие, ― и именно потому, что причиняли такую муку, они вынудили меня лишь сильнее укрепиться в своем решении.
— Ничего не выйдет.
Эбби молчала всего несколько секунд, однако, мне показалось, что они тянулись намного дольше. Словно недавних ран было недостаточно. Словно жизни хотелось вновь и вновь полосовать меня лезвием, пока я окончательно не перестану дышать.
— О чем ты?
— О нас, ― сглотнул боль и повернулся. ― Ничего не получится.
— Дарен…
— Эбби, я не могу… ― перебил её, чувствуя, как невыносимо горят легкие. ― Я чуть не потерял сестру… чуть не лишился самого дорогого в своей жизни… из―за того, что был с тобой.
Заметил, как мои слова, будто плетка, стегнули её по лицу.
— Ты… винишь в этом меня? ― одними губами прошептала она.
— Я виню себя, ― ответил, пытаясь сдержать новую волну боли, ― за то, что позволил желаемому взять верх над должным. За то, что страсть и вожделение затуманили мне разум.
— То, что было между нами… ― она вдруг запнулась, словно пыталась не переставать хватать ртом воздух, ― …ты называешь вожделением? Это ты испытывал?…
— Да.
Ответ дался с большим трудом, но поступить по―другому я просто не мог.
— Нет, ― она завертела головой, а затем внезапно взяла его лицо в свои ладони, ― тебе сейчас тяжело, я знаю. Ты боишься за Элейн. Винишь себя в том, что случилось. Ты раздавлен и потерян. Имеешь право злиться, кричать, швыряться вещами… но не смей мне лгать. Не смей говорить, что совершенно ничего не чувствовал…
— Но я не чувствовал.
— Это не правда…
— Правда, ― осторожно, всё ещё сохраняя ту же самую бережность, что и раньше, отнял её руки от своего лица. ― Но теперь чувствую… ― в её глазах промелькнул лучик надежды, который мне тоже пришлось разбить, ― …что всё это было ошибкой.
Ощутил, как Эбби замерла. Мог бы поклясться, что слышал её учащенное сердцебиение и бешено колотящийся пульс, видел глаза, из которых вот―вот готовы были брызнуть слезы, но она держалась.
— Чувства не могут быть ошибкой.
— Но это были не они.
— Ты говорил, что не можешь надышаться мной, ― прошептала она, своими словами причиняя лишь ещё больше боли. ― Целовал так, словно в каждом касании находил причину жить. Разве можно жить человеком и при этом ничего не чувствовать?…