Вениамин хотел что-то возразить, как иногда делал в разговорах с отцом, но не мог, не находил слов. Было в этом откровении отца-командира много жесткого, установочного.
Рулин поднялся. Встал и Вениамин и неожиданно для себя оказался одного роста с отцом-командиром. Тот сузил глаза, почти спрятал под толстыми веками:
— И вот еще что. Я многим обязан Ивану Филипповичу. А повздорили мы из-за того, что он хотел, в этот рейс взять слишком много. Но сейчас этого не нужно делать, горячо. Те зарвались, скорость превысили — и сгорели. Лучше бы вовсе поутихнуть, мало ли чего. Но Ивана зависть гложет, не любит делиться, а вынужден, у него казна. Я к тому тебе говорю, что он и тебя хотел сразу туго привязать. Но я думаю, тебе на первый раз и просто знания достаточно. Ты умный парень… Пойдем досыпать, часа через три будем на месте.
Но уснуть Вениамин уже не мог. Страха не было, ведь Рулин сказал, что он ни в чем не замешан. А то, что ребятам сказал неправду, так это останется только при нем. Было что-то другое, что не давало уснуть. Наверное, то самое «знание», которое ему вручили компаньоны в полной уверенности, что оно останется только при нем.
Слева приблизился берег. Серые потеки снега со льдом в складках-морщинах между сопок старили Чукотку и были похожи… На что? Какие-то обыденные они были, вечные и что-то обнажающие. И смотреть на них жутковато. Словно и с тебя сползает что-то, и обнажаешься, и сам себя боишься.
Теплоход, миновав длинную дамбу, перерезавшую наполовину вход, медленно вползал в бухту…
Через полчаса началась разгрузка. Стояла глубокая ночь, и Вениамин был рад, что на палубе почти никого не было из команды. В первую очередь на берег переправили капусту, потом принялись за трюм. В маленьком порту работа шла быстро и четко.
С борта видно было, как с приходом судна проснулся поселок, и тотчас у магазина образовалась очередь. Машины с капустой разгружали у магазина десятки рук. Хрипло и миролюбиво покрикивали продавцы.
Удивительно скоро — к утру — опустел трюм, на корме, на палубе осталось лишь несколько капустных листьев. Компаньоны, собрав вещи, пошли на выход. Вахтенным у трапа стоял Сергей.
— Уже? — нахмурившись, спросил он Вениамина. — А как же Галка? Она хотела тебя видеть.
— Я к ней заходил, — солгал Вениамин. — Попрощались. Заходите в гости, когда будете во Владике. — И поспешил вниз по трапу за компаньонами. Ожидал, что Сергей спросит адрес, но тот не спросил. Ну и к лучшему…
Документы оформили быстро. Получили командировочные, деньги на обратный проезд. Зарплату за дни работы экспедитором, как объяснили, Вениамину выдадут в порту отправления. «Хорошо», — равнодушно сказал он. И так же равнодушно подумал, что надо зайти в магазин, купить тушенку, что-нибудь для Галки. Ах да, она просила торбаса. Хватит ли денег?
Он вышел на улицу. Стояло северное утро с тусклым светом, с низкими облаками, медленно ползущими над поселком, над сопками. Поселок тянулся вдоль бухты старыми двухэтажными домами, штукатурка на стенах была словно поклеванная. Выше в сопку уходили пятиэтажки из светлого кирпича. А на противоположной стороне бухты, на небольшой возвышенности, рассыпался домиками еще один поселок. Там находился аэропорт, до которого можно добраться автобусом. Вениамин постоял, глядя на теплоход, на маленькие фигурки, суетившиеся на нем. Пошел к магазину. На полдороге его, запыхавшись, кто-то догнал. Но Вениамин не хотел останавливаться. Хоть и слабая, но билась в голове мысль, что еще не поздно, что можно обо всем рассказать и навсегда от этого всего освободиться. Его придержал за рукав Иван Филиппович.