— Хочешь освежиться? — предложил Сергей. — Есть великолепное средство.
Вениамин покорно поплелся за ним.
— Вот оно — лучшее средство от морской болезни, — пнул Сергей небольшое ведро, когда они зашли в каптерку, расположенную в кормовой надстройке. К ручке ведра была привязана длинная и тонкая капроновая веревка, по-морскому — конец. — Смотри только, на руку не наматывай, а то нырнешь следом. Гляди, как это делается.
Они пошли к борту. Судно опускалось все ниже, Сергей примерился, и ведро полетело за фальшборт дном вверх. Сергей мягко и сильно натянул конец. Наполненное ведро вынырнуло, а волна и судно помчались по вертикали друг от друга. Скоро и Вениамин приловчился и стал окатывать палубу, смывая невидимый мусор.
До завтрака время пролетело быстро. За столом Вениамин сидел рядом с Сергеем и наворачивал столь же энергично.
После завтрака наводили порядок в каптерке под кормой. Неслышно в дверях возник боцман, невысокий и крепкий, лет сорока, в темной куртке поверх клетчатой рубашки и в серых джинсах. Постоял, оглядел, одновременно внимательно и равнодушно, выпуклыми глазами Вениамина и так же неслышно исчез.
— Падаль, — вполголоса выругался рыжий. — Знал бы, что в один рейс с ним попаду, сидел бы лучше на бичу. Его ж весь флот знает. Ходит сыч, выглядывает. Сколько уже парней заложил…
Перед обедом зашли в каюту к Сергею. Он делил ее с другим матросом, двухметровым тощим парнем.
— Кинстинтин, — обратился к нему Сергей, — дай лапу студенту, жутко грамотный мужик.
Костя лениво протянул руку, которая действительно напоминала лапу для тренировки боксеров, и отвернулся.
Вениамин подсел к столу.
Каюта была точно такая же, как у него с поммехаником. Вениамин уже давно заметил, что кресла в самолете, купе или плацкартные полки в поезде, а теперь вот каюты на теплоходе потому так похожи устройством, что являются предметами, сопровождающими человека в его бесконечной езде по жизни. Потому и квартиры он строит похожими друг на друга, что они его сопровождают, что он все едет и едет… Эта теория, между прочим, была у Вениамина своя, без заимствования. И он ее понемногу развивал. Например, додумался до того, что в дороге люди сходятся быстрее из-за малого количества окружающих их вещей. Не на что отвлекаться. А квартиры или отдельные кабинеты разъединяют. У него было еще несколько теорий, но сейчас он нашел подтверждение именно для этой и был доволен. И полдня не прошло после его, считай, выздоровления, а у него и старое знакомство упрочилось, и новые появились. Он уже успел забыть про инцидент с капустой, про непонятное равнодушие компаньонов.
Эту каюту отличали от других три полки, битком набитые книгами с мудреными техническими надписями на корешках, где мелькали лишь одно-два знакомых слова вроде «морской». На рундуке висел большой откидной японский календарь в голубых тонах с желтыми девушками, задрапированными в глухие розовые кимоно. Ничего были девушки. Он давно уже просил тещу добыть в порту что-нибудь подобное, но та показывала на Галку пальцем и говорила:
— Вот твоя икона.
А Галка хохотала…
— Что, хороши девочки? — заметил его взгляд Сергей. — Друг с «России» подарил. Жаль, пока сам в загранку не ходил. Ничего, через полгода визу откроют, посмотрим весь свет. Тебе тоже скоро будет неплохо, да? Журналистам и морякам все дороги открыты. Послушай, все хотел тебя спросить, — легко тебе было поступать?
Вениамин пожал плечами. Что ему ответить? В общем-то, не трудно. Переговорили вместе с отцом со многими студентами, вызнали, к кому из преподавателей лучше садиться, у кого какой интерес в предмете. «А еще запомните, — говорил один из студентов-пятикурсников, которого они потчевали коктейлями в «Пингвине», — к экзаменационному столу надо подходить так, как вы идете к своему больному другу прямо в палату по коридору больницы со строгим режимом. Уверенно, независимо и чтобы блестели, стекла очков. Тогда никто не остановит, даже найдется нянька, которая вас знает как нового опытного врача». На экзаменах Вениамин держался согласно рецептам, и это помогло. К тому же в печати в тот год как раз опять развернулась борьба за то, чтобы молодые люди шли в учителя, — женщины уже не справляются с акселератами. «Понял, как надо? — сказал ему тогда отец. — Сперва все вызнать, взвесить, а потом уже действовать». Эту премудрость Вениамин знал наизусть — отец повторял ее постоянно. Может, потому и сам держался на своем беспокойном посту уже десять лет.
— А ты что, еще не поступил? — спросил он Сергея.
— Струсил. Веришь — испугался.
Трудно было в это поверить. Его новый товарищ такой энергичный, веселый, вокруг него все так и крутится на судне. Выходит, прав отец, — чтобы действовать, надо точно знать изломы психологии…
— Я же, понимаешь, поступал не после дневной школы. На судах учился, заочником. После восьмилетки пошел в порт, потом — в море. Затянуло, решил штурманом стать, вот и начал все повторять, пошел в девятый класс. Во Владивостоке решил поступать в высшее инженерное. Сам-то я из Находки, с матерью живу. Отец утонул. Давно. Он хотел, чтобы я стал моряком. А я пока так… матрос. Ну вот. Сдал документы. А пришел на экзамены — и не стал сдавать. Там столько этих было… между собой громко говорят, перебивают друг друга, сыпят всякими словечками, я их и не знаю. Очередь установили, каждый хочет побыстрее войти. Постоял, подумал. Они в городе, я — на судах. Они все знают, а я — ничего. И ушел.
— Даже экзамены не стал сдавать?
— Не стал. Со зла ушел на полгода на БМРТ, на рыбалку.
— И что ж — распрощался со своей мечтой?
— Как бы не так! Теперь-то как раз и не отступлю. Это потому, что побывал на рыбалке. Случай там был. Меня с траулера перебросили на плавзавод, на обработку, — не хватало людей, а сайра хорошая была. Там с мужиком познакомился. Чувствую, ломанула его судьба, а не рассказывает. Мужику уже под сорок, рыжая аккуратная бородка, животик. Из интеллигентов, сразу видно. Про международную обстановку рассказывал, — заслушаешься. Я первый месяц так уставал — падал. А все его дергал: чего, мол, сюда явился, — жена выгнала или от алиментов удрал? Молчит. А как-то не выдержал, сказал: «Деньги». И по мелочам кое-что добавил. Я не поверил. Из-за этого дерьма, из-за денег, в сорок лет ломать всю жизнь, уезжать от семьи? Нет, не то. А потом подумал: может человеку в чем-то главном не повезло, не задалась жизнь? Вот он и мается, не пристроившись к чему-то. А я сам? Вдруг и я так в переплет попаду? Все штормит меня. С того времени и решил твердо. Вот бы тебе с этим мужиком встретиться, написать о нем…
— Не пропустят, — уверенно сказал Вениамин.
— Кого не пропустят?
— В газету не пропустят. У нас только про героев пишут. Или если уж совсем на дно свалился.
— А жаль. Хороший мужик, жаль его. Мало ли таких. Ну, тогда напиши вот про Кинстинтина, — и Сергей засмеялся. — Он ведь в прошлом году залетел. Про «помидорное дело» слыхал?
— В газете читал.
— Хо, там не все. Да, Костик?
— Ладно тебе трепаться, — длинный Костик поднялся и молча вышел.
— Косте год условно отвалили. А его вины там мизер, он даже не подозревал. Он стивидором работал, ну ему липу в накладных и подсовывали, на погрузку. А он верил, — молодой еще, все же замначальника порта подписывал накладные. Вот за то, что лопухи развесил, ему и вкатили год.
Теперь Вениамин ясно вспомнил прошлогоднюю статью из краевой газеты. И что в деле фигурировали экспедиторы, тоже отвозили овощи на север. Но это же было с кем-то?..
— Пошли на обед, — прервал его раздумья Сергей. — На тебя Костя злится лишь потому, что старший ваш вроде тоже на «помидорах» был завязан. Только вовремя под воду ушел. Ну, пошли…