А потом, потом была боль. Скручивающая тугим узлом внутренности в сплошной комок. Сводящая с ума безумием этой агонии, прожигающей насквозь каждую клеточку тела. Вызывающая безотчетное желание взвыть раненым зверем, сворачиваясь в клубок на полу, и прижимая руки к истекающему кровю сердцу. И закушенные губы Вики, капелька крови в самом уголке потому, что незаметно для самой себя прокусила. Испуг в широко распахнутых глазах. И мертвый, совершенно мертвый взгляда Влада, когда он, пошатываясь и держась рукой за стену, вышел в коридор. И хотелось подскочить, обнять, спрашивая, что случилось. Но не смог сдвинуться с места ни на шаг потому, что внутри что-то оборвалось.
- Владиус... - И голос не узнать. Какой-то слишком хриплый, слишком чужой. И как будто приковали к полу, не давая сделать ни шагу. - Что с ней? - И столько ужаса в этом голосе, что казалось - еще немного, и его можно будет потрогать руками, настолько реальным он был.
- Она в коме... - И тут, как в дешевых бульварных романах - и рухнул мир, и разверзлись небеса, и начался на земле ад. Потому, что это не укладывалось в голове. Не могло такого случиться с рыжей. Только не с Ланой, только не с ней.
- А малыш...
- Мальчик... С ним все хорошо... - Но где же та радость, которая должна светиться в каждом взгляде, каждом жесте молодого отца? Создавалось такое впечатление, что Сокол умер там, где бы это самое "там" ни было. И сейчас перед ним стоял не человек, которого он знал уже кучу лет, а нечто, лишь отдаленно напоминающее человеческое создание. Но самым страшным были именно глаза - абсолютно пустые, как будто из них разом выкачали всю жизнь. Наверное, именно так чувствовал бы себя он... Хотя, почему чувствовал бы? Дима и ощущал, как медленно умирает сам. Господи, пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо. Я на все готов ради этого, на самом деле на все. Я готов отказаться от нее, от своих попыток заставить ее полюбить меня... Только пусть она живет... Пусть она очнется... Потому, что если ее не станет, я не смогу жить...
- Все будет хорошо, все обязано быть хорошо... - Это уже Вика, и ее тонкие пальчики сжимают его ладонь, молчаливым обещание того, что они, все они просто обязаны справиться с этим. Ради Ланы. Ради будущего. Ради самих себя...
Потому что совпало, совпали
Знаки-встречи, инь-ян, гороскопы
Потому что такой и такая
Одиссей и твоя Пенелопа... (с)
Больше рассветов она любила только закаты. Когда небо такого глубокого синего цвета, и солнце расцвечивает этот бархат мазками алого с золотом, падая в объятия горизонта. Закаты дарили покой, настраивая на философский лад, заставляя отпускать вместе с уходящим днем все то плохое, что в нем накопилось. И хотелось распахнуть за спиной призрачные крылья, и рвануть навстречу небу. Потому, что оно всегда знало, что так будет. Оно знало, и молчало об этом, лишь усмехаясь пробегающей по синей безмятежности рябью облаков... Вика любила мечтать. Порой, когда становилось особенно невыносимо, она звонила сестре, и глядя в такие родные глаза рассказывала о том, чего не хватает в казалось бы сложившейся жизни. Делилась самым сокровенным, и находила отклик в ответ.
Она любила закаты потому, что они напоминали о том, что очередной день остался позади. И мечта стала ближе еще на один шаг. Это согревало. Особенно тогда, когда стало совсем плохо. Когда попалась в умело расставленную рыжей паршивкой ловушку. И ведь даже разозлиться не могла на Ланку потому, что понимала - если бы не судилось, то не сбылось бы. А так... А так была просто благодарна хотя бы за то, что теперь эти удивительные глаза и маленький шрамик на губе заставляли сердце биться быстрее. И пусть каждый удар бедного комка плоти отдавался мучительной болью в грудной клетке, винила лишь себя за то, что оказалась недостаточно сильной для того, чтобы бороться. И просто сбежала, так и не сумев совладать с собственными чувствами, загнанными в рамки жестокости реального мира. Да, хотела. Отчаянно хотела закричать прямо ему в лицо о том, какой же он идиот. Но так и не смогла. И только рыдая на плече у сестры, поклялась себе и ей, что непременно вернется...
И теплый майский ветер обжигал ледяным дыханием, забираясь под тонкое платье. Прощался с миром закат, багрянцем крови на пастели неба. И замерзала душа, покрываясь синевой инея изнутри. И не отогреть, не вернуть обратно того, что уже разрушено. Рассыпалось осколками хрустального бокала, слишком нежного в чужих руках. А ведь они только начинали строить. Или это была лишь она одна? Вика уже ничего не знала, но поддалась на уговоры вернуться, попробовать начать с начала то, что начинать и не стоило. Просто не могла заставлять мучиться Ланку, той и так досталось. Только пару недель, как из больницы выпустили. Влад вообще чуть с катушек не слетел, пока жена в коме была. Они с Димкой тогда ни на шаг не отходили от них, взяли на себя всю заботу о малыше. Дима... Димочка... И шепот шагов за спиной. Таких уже до боли знакомых, что сжала тонкими пальцами перила до хруста, до судорог, чтобы не упасть.
- Ты ведь видишь во мне ее отражение?.. - И столько глухой затаенной боли, в адском коктейле мешаясь со слепой надеждой на чудо. Виктория первой нарушила молчание, не в силах больше терпеть эту неизвестность. Не знала, так ли это. Не хотела верить, если окажется правдой, но не питала лишних иллюзий. Просто верила той, которая не обманула ни разу. Верила как самой себе, когда рыжая говорила, что все будет хорошо...
- Так было раньше. Но потом я научился видеть больше, чем показывают глаза. Ты не такая, другая. И я рад, что понял это... - Сильные руки почти робко обняли тонкую фигурку, словно боясь разрушить это нечаянное счастье. А в глубоком, до мурашек по коже, до предательской дрожи в коленях, голосе сквозило нечто такое, что глаза обожгло предательскими слезами. Горячие губы прижались к обнаженной коже плеча, а Вика почувствовала, что если бы не держал, она бы сейчас упала. - Я рад, что послушал совета...
- Я хочу тебе верить... правда хочу...
- Что тебе мешает? Кроха, ты ведь знаешь, кому мы обязаны этой встречей. Давай заставим ее улыбаться снова... - И против воли на губах появляется улыбка, сквозь слезы. А он просто развернул ее, заглядывая в васильковые глаза, такие притягательные, такие нереальные. Словно ожившая сказка, сошедшая с книжных страниц. Провел подушечками больших пальцев по щекам, стирая соленые дорожки. - Вы такие разные. Я на самом деле знаю это теперь. И пусть в моем сердце всегда будет место для этого удивительного рыжего создания, перевернувшего весь мой привычный мир с ног на голову... - Замолкает на мгновение, мучительно долгое, закручивающееся спиралью в бесконечность, а она успевает заметить в его глазах отголоски собственной боли. - Но мне не хочется прижать ее сейчас крепко-крепко и никогда не отпускать. Не хочется целовать ее до тех пор, пока она не начнет просить пощады. Понимаешь, Вик? Ты сводишь меня с ума. С самого первого момента нашей встречи я не могу перестать думать именно о тебе...
- Это было так больно... Думать, что ты смотришь на меня, и видишь только ее... - Он не дал ей договорить, просто затыкая древним, как мир способом, проверенным веками практики - поцелуем. Тягуче нежным, почти на грани фола, на грани физической агонии, прошивающей мириадами осколков и так истерзанное сердце. До обжигающей огнем нехватки кислорода, до звездочек под открытыми веками...
- Ты можешь мне не верить. Но я завоюю твою любовь... - Обещанием, и только ночь - безмолвный свидетель тому, как едва заметно дрогнули гардины, пряча в тени комнаты две пары улыбающихся глаз - зеленые и голубые...