«Это не тебе»
И в следующую секунду я слышу, как на телефон Влада поступает входящее сообщение.
Глава 25. Гаап
Гаап выходит из портала в гостиной своего замка и, бросив длинный приталенный пиджак на стул, валится на диван. В камине вспыхивает багровый огонь и на потолке сплетаются и расцветают причудливые тени. Демон долго наблюдает за их танцем, думая о чем-то своем, а потом достает из кармана брюк алый цветок ликориса и проворачивает на пальцах.
Длинные махровые лепестки смяты, но бутон продолжает источать сладковатый запах смерти. Гаап подносит его к лицу и вдыхает, сминая в пальцах свою страсть. Рассыпается пыльца и на его лице остаются крохотные красные пятна. Гаап вдыхает еще раз и запрокидывает голову.
Так пахнет Лилит. Терпким запахом страсти. Гаап встает и бросает цветок в огонь. Пламя вспыхивает разноцветными искрами, до золы выжигая его воспоминания.
Гаап успел прочесть послание в брошенных на стол цветах. Как и Асмодей. Насчет двух других братьев он не был уверен, но, даже если они и увидели навет, это знание ничего им не даст.
Гаап уходит в кабинет и, плеснув в бокал чистой похоти из графина, мысленно зовет демона-прислужник. Слуга появляется незамедлительно и склоняет рогатую голову.
- Докладывай.
- Следов нет, мой Господин. Место перехода опечатано и не подает признаков магического вмешательства, - Гаап делает глоток, хмуро глядя перед собой.
- Что с замком?
- Продолжаем поиски, - демон смиренно смотрит в пол. Два длинных витых рога указывают на Гаапа и он ловит себя на мысли, что хочет выломать их из черепа ищейки. Но от желания до поступка - вечность в забвении, он знает это, поэтому не двигается.
- Оставить проход и бросить все силы на поиски замка. Ищите на севере, в горах. И не попадайтесь на глаза Асмодею.
Демон кивает и испаряется, оставив после себя облачко серы, а Гаап, осушив бокал, выходит на террасу.
Мир демонов спит. Солнце, висящее высоко над горизонтом и заменяющее земную Луну, покрыто туманом, как и всегда в это время суток. В густом сумраке далеко внизу вспыхивают крошечные огоньки блуда и так же, как в угодьях его братьев, сотни скваров собирают свежие эмоции без перерыва на сон и отдых.
Гаап вдыхает, вспоминая запах Лилит и мысленно взывая к ней. Перед глазами образ прекрасной, волнующей рыжеволосой женщины с чувственными губами и глазами цвета солнца. Острый, насмешливый язычок и тонкие пальцы с длинными ногтями.
Он почти видит перед собой красивую упругую грудь и нежную мягкую округлость живота, бархатную кожу... и слышит запах. Запах ее плоти, зовущей погрузиться в нее и потерять себя.
Гаап запускает стакан в ночь и кричит. Про себя, мысленно, впиваясь сильными пальцами в перила ограждения.
Где ты, Лилит?
Он жаждет вновь прикоснуться к ней. Жаждет обладать ею. Ее телом, мыслями, всем ее существом. И желания эти так же смешны, как и его страсть к демонессе. Последней суккубе их мира.
Гаап вспоминает наставления Асмодея и поджимает губы. Он знает, почему Лилит бежала. Из-за кого. И дело вовсе не в печати.
Асмодей возжелал демонессу. И Гаап мучительно гадал, добился ли брат ее благосклонности. Прикусывали ли его губы ее острые розовые соски, а пальцы ласкали мягкие мокрые складки? Гаап представлял Лилит в объятиях Асмодей и сходил с ума.
Он ревновал. Ревновал суккубу! Эмоции клубились вокруг Гаапа плотным маревным кольцом и не давали мыслить связно. Он вдруг вспомнил, как обнаружил Лилит в своей спальне.
Густые рыжие пряди разметались по черным простыням и одна грудь, обнаженная, показалась, будто случайно, из-под одеяла. Он коснулся ее и Лилит открыла глаза, которые тут же наполнились удивлением.
Ее замок не привязан к одному месту. Он перемещается по всему демоническому миру и никогда не появляется в одном месте дважды.
Блудный дом блудницы.
Что она сказала ему тогда? Что вернулась из мира людей в свой замок, а оказалась в его постели? Гаап понимал, что это был фарс, выдумка, фикция, но она села, обнаженная по пояс, и он услышал ее зов. Зов плоти.
Она осталась единственной в своем роде. Суккубой, последней высшей Демонессой. И в протянутых к нему руках он видел только наслаждение, сытость и покой, которые не могли дать смертные женщины.
Она была равной ему.
И сплетаясь телами, они давали и отнимали энергию друг друга в сладком и томительном противостоянии. Играли, по очереди осушая друг друга, доводя до изнеможения, до той грани, из-за которой можно не вернуться, но они возвращались. И воскреснув, рассыпались в тугих искрах обоюдного оргазма.