За ним полыхали вдавленные алые следы, будто шёл босиком по битому стеклу, оставляя позади всё, что делало Элая человеком. Отец хотел оружие. Хотел воина, беспринципного и сильного, как сам Салават в годы правления. Желание исполнено. Только оружие направлено вовнутрь.
— Выходи, — прошептал Элай сам себе, смотря лишь на высокий шпиль башни правительской резиденции в конце главной улицы. В рассветных лучах золотая лепнина пыталась ослепить своим великолепием и пафосом. — Выходи. Пора за всё ответить.
Силы так много, что лавой окутано уже всё тело, она бурлила, умоляя выпустить её и превратить этот грёбаный дворец в пепел одним взмахом руки. Сила и ненависть. То, что ещё ни разу не подводило. Главное не дрогнуть самому и продолжать идти. Прощения не будет. Не будет пощады. Будет демонстрация. Будет очередная в его жизни казнь. Смерть всё равно всегда где-то рядом, дышала в затылок и ждала новой кровавой дани. В синеве безоблачного неба мерещились трещины раздолбанного чужим кулаком мира и рухнувших надежд. Захлебнись в этой гнилой крови, блядская фальшивая столица никому не нужной империи с её сраным, никому нахуй не нужным величием, ради которого была сломана хрупкая шея Аннабель.
Впереди мелькнул до боли знакомый силуэт в алой мантии, останавливая следующий шаг. Альбар не рисковал ни своим домом, ни его обитателями, и вышел сам, принимая такой очевидный вызов. С улыбкой, маскирующей раздирающую кишки боль, Элай вскинул руки, объятые пламенем, которое можно больше не держать внутри. Десяток футов до цели. Не промахнуться.
— Решил устроить шоу? — вздохнул Альбар, скептично поднимая бровь. — Давай, а то мало зевак собралось у руин академии.
Элай не ответил, он вообще не собирался больше говорить с ним и позволять вновь дурить себе голову. Игры окончены, есть только слепящая ярость при одном взгляде на усталое лицо человека, давшего ему жизнь. Он свёл руки вместе, формируя из пламени гудящий от напряжения огненный шар, и одним резким, прямым ударом отправил его вперёд.
Альбар шумно ругнулся и схватился за край мантии, принимая пламя на алую ткань. Шатнулся от мощи наполненного ненавистью шара, но на ногах устоял, а мантия впитала огонь, будто щит, только не отражающий удары, а забирающий их силу в себя. Элай презрительно усмехнулся: теперь ясно, почему нелепый наряд так нравился отцу уже долгие годы.
— Я не буду с тобой сражаться, сын, — уверенно проговорил Альбар и сжал губы в тонкую нитку, делая широкий шаг вперёд: — Как бы я ни сожалел о твоём плохом воспитании, ты — будущее династии. Если бы у меня ещё могли быть дети, то поверь, тебя бы давно сослали на границу, дубасить пузыреголовых. Прошу, будь уже благоразумен, и давай закончим в моём кабинете, — он многозначительно указал взглядом на замирающих по сторонам улицы прохожих, во все глаза смотрящих на намечающийся бой отца и сына. Народ медленно прибывал, и Элай чувствовал, что за его спиной собралась небольшая толпа зевак.
— Ты. Убил. Её, — процедил он, и каждое слово падало на брусчатку клубами чёрного дыма. Глаза полыхали огнём, всё тело превратилось в опасно звенящую струну, натянутую до предела. Его силе не сможет противостоять ни один маг.
— Ты заигрался в народного освободителя, мальчик, — пожал плечами Альбар, будто это само собой разумелось: — Я же говорил, что твои развлечения меня не волнуют, пока они не переходят грань. Отдать свою кровь паразиту и под её влиянием уничтожить такую важную для магов вещь, как институт фамильяров… Вдобавок убив мою старую подругу, а её дочь превратив в бревно на долгие годы, оскорбив арестами много уважаемых семей… Нет, сынок, таких развлечений я тебе позволить не могу, — он укоризненно вздохнул и покачал головой, а затем с усмешкой добавил: — И самое глупое, что ты убрал лишь одну академию, забыв, что помимо Фартауна есть другие крупные города с её филиалами — Тироль, Мальтаун… Твой пикет — не революция, а жалкий пшик в пустоту, однако, безмерно раздражающий. Как и та наглая крылатая паразитка.
— Я сожгу тебя, — не с угрозой, а просто как факт, и за спиной в ответ на эти слова в ужасе зароптали горожане. — А потом и каждую из этих грёбаных академий. И всех, кто решит мне в этом помешать.