— Простите Бокуто-сан… Ходатайство отклонили, — Акааши замялся, собираясь с духом, — и я… Боюсь, — он смог произнести эти слова. Пусть было до боли в груди обидно принимать поражение, но жизни его родителей и любимой сестренки были превыше всего. Он нервно вертел кольцо на пальце — то, что подарила его малышка. Самая любимая девочка в мире. И Акааши сделает всё, чтобы ей не причинили вреда.
— Послушай, закрывай это дело. И просто уходи. Хорошо? — Бокуто схватил Кейджи за плечи, чуть откидывая его на спинку стула.
Акааши поморщился от тупой боли, но не оттолкнул Котаро, в который раз замечая, что ему так нравилось, когда он прикасался к нему. Даже сквозь ноющую боль, ему были приятны прикосновения этих больших и сильных рук.
— Может… Может, я могу хоть что-то сделать для вас? Должно же быть что-то, чего вы хотите.
— Мне ничего не надо. Мне достаточно знать, что ты жив и с тобой все в порядке.
Бокуто зачарованно смотрел на рану на губе и просто не смог сопротивляться. Он провел большим пальцем по ней — легко, почти невесомо.
— Больно?
— Переживу, — прошептал Акааши. Он сам не ожидал того, что его голос будет звучать так томно, ровно, как и не ожидал того, что Бокуто вздрогнет от этого.
— Я запачкал твой костюм.
Котаро нехотя отстранился от Акааши и сел на стул. Он смог приструнить себя и не дать волю рвущимся наружу чувствам. Бокуто решил, что Акааши незачем знать об этом. Ведь он скоро умрёт и заберёт с собой эту тайну. А у него ещё вся жизнь впереди. Пусть на короткий миг, но Котаро был рад влюбиться по-настоящему и увидеть мир в цвете. За это короткое время, проведённое с этим невероятным парнем, Бокуто был так счастлив, как не был никогда в своей жизни. И пусть это счастье будет только для него одного.
— Ничего страшного, — Акааши откашлялся, доставая из кейса листок. — Это моя сестрёнка просила передать вам. Она сказала, что дядя с такими добрыми глазами не может быть плохим.
Кейджи протянул листок с милым рисунком Бокуто.
Котаро дрожащей рукой принял подарок и грустно улыбнулся. В голове всплыло множество эпизодов, как он, рискуя собственной жизнью, спасал детей. Как подставлялся под пули, бросался в самое пекло — и всё ради того, чтобы спасать людей. А чем ему отплатили? Окрестили предателем, убийцей детей и стариков. Общество ненавидело его за якобы совершённые преступления, которые он никогда бы в своей жизни не совершил. Даже если бы ему поставили выбор: смерть или убийство всех этих людей — он бы, не колеблясь, выбрал смерть.
— Акааши, могу я попросить тебя об одной услуге? — тихо пробормотал Бокуто, глядя на яркий рисунок с ним, Акааши и маленькой девочкой.
— Конечно.
— Сможешь выбить разрешение на харакири? — Бокуто взглянул на удивленное лицо Акааши, и тепло улыбнулся ему. — Я хочу очистить своё имя. Не хочу умирать предателем и убийцей.
— Но… Но ведь. Но это же, — заикаясь, пробормотал Акааши. Он даже не мог сформулировать то, что хотел сказать. Он буквально задыхался от подступающих чувств. Этот коктейль из страха, обиды, злости и безграничного уважения к Бокуто переполнял Акааши.
— Я должен очистить своё имя. И пусть ко мне никто не будет приходить на двадцатое марта и приносить еду. У меня никого нет, и никому не будет до меня дела. А так хотя бы моя душа будет спокойна, что моё надгробие не осквернят и не разрушат, — Бокуто грустно улыбнулся, аккуратно складывая рисунок пополам, а потом — ещё раз.
— Я буду, — тихо проговорил Акааши. — Я буду приходить к вам каждый год, — уже громче сказал парень, глядя Бокуто прямо в глаза. Словами не передать насколько он уважал этого человека. Того, кто всю свою жизнь отдал за защиту людей, кто жертвовал собой ради товарищей, ради того, чтобы их семьи и страна могла гордиться ими, как героями. И за всё это Вселенная наградила его предательством, смертной казнью, как преступника и безжалостного убийцы. Но, даже не смотря на всё это, он не потерял веру в людей.
Тепло, что разливалось в душе не стихающими волнами, Бокуто буквально ощущал кожей, от чего мурашки пробежали табуном по спине. Как же он был счастлив услышать нечто подобное. Что в него верят, что его не считают предателем. Бокуто резко поднялся со стула и, засунув рисунок в нагрудный карман, у самого сердца, подошёл к двери.
— Спасибо…
***
«Мое сердце бьётся быстрее каждый раз, когда я вижу тебя.
Этот остров лишь для нас двоих. Я — твой океан, а ты — мои звёзды.
Боже мой. Я, наверное, сошел с ума»
Акааши обил порог начальника тюрьмы, даже добрался до командира той самой операции. Он сказал, что знает всё, что произошло, выложил всё, как есть. Кейджи не просил пересмотр дела, он давил на то, чтобы Бокуто заменили повешение на харакири. Главным аргументом было то, что он достоин умереть с честью. И спустя пару дней пришёл положительный ответ. А в этом нелёгком деле согласился помочь сосед по камере. Этот старик являлся мастером боевых искусств, и, в частности, владел катаной лучше, чем кто-либо. Ведь роль палача всегда отводилась только лучшим воинам, друзьям и тем, кому приговорённый доверял. Нужно было срубить голову так, чтобы она ни в коем случае на слетела с плеч и не покатилась по земле. Это бы означало позор и то, что намерения этого человека были нечисты, и священный обряд харакири не смог очистить его душу. Старик, конечно, уважал выбор этого смелого мальчишки — немногие согласятся на эту мучительную смерть, и он с радостью согласился подать ему руку помощи. Но ему было обидно, что этот упёртый малец ни в какую не хотел принимать его предложение. Этот Бокуто Котаро, несомненно, стал бы одним из ключевых людей в его клане. Но, раз он выбрал свою судьбу, то ничего поделать было нельзя.
Бокуто лежал на футоне и разглядывал рисунок с глупой улыбкой на лице. Он был так непомерно рад, что ему разрешили совершить сеппуку, что он сможет оправдаться, что умрёт, как герой. Котаро водил пальцем по смешному человечку с голубыми глазами, и отчего-то в его сердце противно скреблись кошки. Так хотелось побыть подольше с ним, увидеть ещё столько всего интересного, просто быть рядом и обнимать, но дата была уже назначена — завтра, и завтра он увидит «своего» Акааши в последний раз.
— Старик, — Бокуто резко сел, все еще вглядываясь в рисунок возлюбленного, — сможешь кое-что сделать?
— Для тебя — всё, что угодно, мальчик.
***
«Не отпускай моей руки, пока она в твоей.
В последний раз взгляни на меня, улыбнись, как будто все хорошо.
Чтобы, умирая, я помнил твой образ»
Бокуто нервно перебирал рукав белого кимоно и глядел куда-то в пол. Если недавно он был полон решимости, то сейчас, чувствуя приближающийся конец, руки слегка потряхивало от волнения. Он не боялся, нет. Бокуто не знал, сможет ли сделать это, но он должен был.
Дверь с противным скрипом отворилась, и вошёл Акааши. Он в два шага преодолел расстояние до Бокуто и сел возле него. Кейджи видел, как Бокуто нервничает, как он трясет ногой, чтобы успокоиться. Он ничего не говорил — лишь взял руки Котаро в свои, пытаясь унять дрожь. Акааши переплёл пальцы с пальцами Бокуто и тепло улыбнулся, видя, как волнение уходит, как Котаро расслабляется.