Долбанное, мать вашу, кольцо!
Очередная, сука, помолвка!
Новый, чтоб ему, возлюбленный!
– Расскажешь ведь? – её голосок дрожит и кажется испуганным.
Машинально сворачиваю шею вправо, туда, где боковым зрением успел уловить зеркало. Ебать меня накрыло… рожа зверская, аж самому стрёмно.
Агрессивно растираю лицо ладонями, смазывая эту гримасу невъебенных страданий и лютой злобы на судьбу. Мало-мальски в себя прихожу, но несбыточные мечты продолжают внутренности миллиметр за миллиметром проедать. Куда ж без них, верные спутники по жизни уже. Мелкие прожорливые твари.
– Разберёмся, не парься, – высекаю холодно, стаскивая ботинки и отводя взгляд. – Выкладывай своих обделённых.
– В смысле? – бормочет оторопело и отступает на пару шагов, давая мне проход.
Глазами широко распахнутыми в душу мне заглядывает, а там месиво такое кровавое, что стыдно перед ней становится. Не виноватая она. В чём мне её обвинять? В том, что красива до помутнения моего рассудка? В том, что доброта её внутренняя магнитами мой проржавевший корпус тянет? В том, что не полюбила? Что полюбила не меня?
Ведьма, конечно. Без сомнений ведьма, зельем меня своим из ласки и нежности накачала, вместо крови по венам не первый год курсирует.
Хотя, если уж совсем начистоту, не накачала. Отговаривала даже пробовать, отбивалась, сопротивлялась, но, в конечном итоге, позволила. Всё остальное я сделал сам.
Одним махом выдул, захлёбываясь в нетерпении, но и этого показалось мало. В чан с магическим варевом сиганул, крышкой сверху накрылся и сидел там, пока стенки грызть не начал, требуя добавки. А добавку уже смакует другой.
А она всё таращится, ответа ждёт.
– Мужиков, Линда, – вымучиваю против воли, на мгновение прикрыв глаза. Меньше всего хочу об этом слушать, но так надо. – Всех за два с лишним года, даже тех, которых за мужиков уже не считаешь. Особенно их.
– Я ж сказала… – мямлит себе под нос, опустив взгляд, – не было никого.
– Не лечи, а? – продолжаю напирать морально и физически, делая шаг навстречу.
Так, дальше нельзя. Слишком близко.
– Паш…
– Давай-давай, по-быстрому, – подгоняю, покрутив указательным пальцем в воздухе. – Начни с последнего с кем переспала, самый верняк.
– Ты! – режет нервно, сжимая кулачки и дерзко вскидывая подбородок.
– Чего? – переспрашиваю на столько тупо, что ощущаю, как натягивается под черепушкой единственная извилина, истончаясь до струны.
– Того! – берёт финальный аккорд по моим мозгам, – Последний мой мужик – ты! – и, раскрасневшись, ретируется на кухню.
Я, нахрен, в прострации.
Эмоции заклинило.
Механизмы встали, отрубив все органы чувств.
Выглядела искренне, да и врать смысла нет, но… что, блядь?
– Почему? – бычу с порога, дошкандыбав кое-как до кухни.
– А что, надо было на первого встречного с разбега прыгнуть? – ехидничает, откровенно кривляясь.
Забавная… Не улыбаться. Не улыбаться, блядь! Соберись, мужик! Яйца в кулак!
– Ты меня пинком под зад отправил своё счастье искать, вот, ищу!
Заявление больше похоже на предъяву, и я вполне себе так явственно начинаю чувствовать вину, но штормит на столько сильно, что в толк никак взять не могу, за что кидаться извиняться.
Да, отправил, было такое.
Но она же… она же… блядь, она охуенная же! Нужно только пальцем поманить и у любого колпак сорвёт. А если душу откроет, если себя настоящую покажет, а не ту дерзость демонстративную, что для всех транслирует, то это ж железобетонный верняк.
Ей нужно было просто выбрать…
Что пошло не так?
– Думала, что нашла, – добивает лежачего. – А меня из-за него чуть не убили…
И вот тут-то мне следовало бы сообщить ей, что вероятность её гибели в той нелепой потасовке была равна одному проценту. Что выстрел в потолок – это выстрел в потолок и ничего больше. Что нож, который подробно описал Солнцев – метательный, и парень явно знал, что с ним делать. Знал, но в ход так и не пустил.
Но я молчу.
Опускаю зад на стул и долго разглядываю исчирканную цветными карандашами стену. Так долго, что начинаю видеть в полнейшей абстракции иллюстрацию к своей жизни.
– Ты поэтому так стартанула? Испугалась? – как под гипнозом продолжаю таращиться на явно детские каракули, не в силах отвести взгляда.
Понять пытаюсь задумку художника и того парня, что наверху, в небе. По сложности задачи кажутся в тот момент примерно равнозначными.
– Отвыкла от подобного, – слышу её ответ как будто бы издалека. Через время, блядь, и пространство.
– Не висни, – невежливый тычок в плечо от Эмира заставляет отвести взгляд. Кучкую брови у переносицы и бросаю ему невербальную ответку. – Что удалось вытащить из Солнцева?
– Солнцев… – протяжно выдувает Линда и подрывается со стула. – Мне надо позвонить. Я быстро.
– Мужик купил кольцо, даже не трахнув её, – выдаю отрешённо, когда она выходит. Прочие мысли разлетелись испуганными птахами от её неосторожного хлопка дверью. – Если бы лично не видел его стояк, решил бы, что импотент.
– Не для всех секс – смысл жизни, – высекает Эмир холодно, возвращая на мою рожу ухмылку.
Даже прав в какой-то степени. Секс с ней действительно был смыслом жизни не один год. Теперь ни того, ни другого. Просто любопытно, если бы я не подначивал её к отъезду, если бы не вытолкнул из своей жизни, она бы влюбилась раньше? Или я больше двух лет мог бы хоть изредка дышать полной грудью? Видеть её, прикасаться, целовать… хотя бы при встрече, в щёку, в знак приветствия. Обнимать по-братски, чувствуя тепло её тела. А может, подфартило бы на столько, что случилась осечка и мои бойцы достигли цели.
Возвращаюсь взглядом к обоям и получаю очередной тычок, теперь уже по макушке.
– Да ты запарил! – огрызаюсь с разворота.
Обломщик! Даже в мыслях не могу счастливым отцом семейства заделаться!
– Я тебе вопрос задал, Павел, – чеканит с невозмутимым таблом.
– И я на него отвечу, когда наша красавица почирикает со своим хахалем, – выдаю язвительно. – Всё равно в гроб вгонит вопросами…
– Может, не стоит впутывать? – вопрос, от которого я мог бы протрезветь, если бы был накачен, к примеру, алкоголем. К сожалению, я под воздействием сильнейших психотропных с вишнёвым послевкусием, но всё равно в конкретном таком ахуе.
– Как ты себе это представляешь?
– Очень просто, Павел. Не думаю, что она сама горит желанием вставать на старые рельсы.
В задумчивости возвращаюсь к каракулям.
– Марк уже рисует? – побуду и я мастером неожиданных вопросов.
– Марк с карандашами делает такое, что ты ни с одной бабой не проворачивал. А если дать ему ещё и точилку – тушите свет, – глумится, выбивая из меня очередную улыбку. Вторая искренняя за два с лишним года. Неплохо, неплохо…
– Если честно, я ставил на мужиков Линды, – окончательно прихожу в себя и возвращаюсь в строй. – Со стороны Солнцева только его мать и бывшая пассия, которой он дал от ворот поворот, чуть только на горизонте замаячила Линда. Жена погибла давно, у той только отец был, но и он не на долго после смерти дочери на этом свете задержался.
– Надо идти от исполнителя, – морщится и достаёт пачку сигарет. – Огнестрел – неплохой ориентир.
– Да она его пулей скорей приласкала, – копирую его полностью во всех действиях, – капли крови на полу, немного в коридоре, пара на лестнице, потом и вовсе голяк. Собрал, можешь Панфилову своему обожаемому впарить на экспертизу, пусть по базам пошарит, вдруг фартанёт. Но проще прижать бывшую. Мать-то чё? Такую наседку, как Линда, любая в невестки мечтает заполучить.
– Твоя? – хмыкает Эмир.
– Моя вообще от любой в восторг придёт, – встаю и подхожу к окну, распахивая раму.
В гроб меня вогнала своими нравоучениями и уговорами. Жена плюс дети, по её мнению, равно абсолютному счастью. А у меня жизненных сил нет даже на то, чтобы притвориться любящим мужем, не то, что б быть им для кого бы то ни было. Ну и куда в такой, с позволения сказать, союз, ещё и дети? Я рос в крепкой любящей семье, своим меньшего желать – непростительное скотство. Всё или ничего.