— Нет, конечно. Не обязан. Это же само должно получаться. Бывает и не хочешь, а всё равно любишь.
— Вот-вот. Мать, например, моя — умная, серьёзная женщина, училка. Всю жизнь такая вся правильная, морально устойчивая, реалистка. А тут у неё в голове что-то по полной замкнуло. Я где-то её и понимаю, потому что если они с ним через двадцать лет друг за друга так уцепились, то наверняка в этом что-то есть, но с другой стороны, он же гад и сволочь, а она придумывает всякое, чтобы его оправдать, и жена его точно такая же — зомбированная. Короче любовь — это, Горелов, зло. Она превращает нормальных людей в слепых и слабоумных.
— Ещё скажи, что не рад, что Зоя приехала.
— Рад, конечно, просто из-за тех разборок сейчас ни о чем другом думать не могу. Послушал, послушал их и прифигел. Они типа все из себя умные, у них типа жизненный опыт, а такую чушь несут, что хоть вешайся.
— Какую ещё чушь?
— О заблуждениях, ошибках и прощении. Мы с Яриком там чуть со смеху не умерли. Потом всё гадали, кто из нас двоих заблуждение, а кто ошибка. Язык просто не повернулся при матери высказать всё, что я реально думаю.
— Хочешь честно?
В своё время, когда мои родители разводились и ещё сильнее, когда пришлось переехать к папе, мне тоже промывали мозги всякими рассуждениями, о том, как «всё сложно», и я тогда очень плохо на это реагировал, однако потом, пожив с ними после развода, кажется, что-то понял.
— Ну?
— Они сами про это ничего не знают и не понимают. Вообще ни черта. Сколько бы им лет не было. Так что ничего внятного ты всё равно не услышишь. Просто смирись и радуйся хотя бы тому, что ты дитя любви.
— Чего? — Тифон подозрительно покосился на меня, и увидев, что улыбаюсь, тоже заржал. — Всё, иди в задницу, Горелов. Не могу больше про это. Хорошо, что хоть Зойка здесь.
Я отправился к нам в домик за апельсинами, вошёл и обнаружил, что Дятла там нет. Простынка смята, кровать пуста. Одежда исчезла. Версий, куда бы он мог отправиться в такую рань, тоже не было.
Я принес апельсины и сходил за чайником, но с печеньем вышел облом, уличные ямы с продуктами затопило.
— Что это за звук? — спросил Тифон насторожено прислушиваясь, когда в очередной раз загрохотало. — Может, экскаваторщик приехал?
И тут вдруг в один миг до меня со всей ясностью дошло, что это за экскаваторщик такой.
— Идём скорее, — подхватился я. — Это Соломин.
Чем ближе мы подходили, тем отчетливее становился шум. Громыхало, скрежетало, сыпалось… В глубине души я даже восхитился настырностью Дятла. Я бы, наверное, на такое не решился. Но ему очень хотелось реабилитироваться за вчерашнее, и он был готов на любые подвиги.
С аллеи в густом облаке пыли уже просматривался и сам корпус, и рука-клешня экскаватора, откусывающая от него очередной кусок. Кирпич летел в разные стороны. А с левой стороны на месте третьего этажа, зияла громадная неровная дыра, через которую насквозь просвечивало голубое небо.
— Во дает, — рассмеялся Трифонов. — Вроде справляется.
— Похоже на то.
С другой стороны стройплощадки, от своего домика с вытаращенными глазами бежал Борис.
— Ну, что? Как?
— Да всё отлично, — успокоил его Тифон. — Вон как зажигает. Ща поиграет ещё чуток, и мы его сменим. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
Он похлопал меня по спине.
— Всё будет зашибись.
— Ну ладно, — Борис немного расслабился. — Но вы близко не подходите. Камень летит.
— Да конечно, — пообещал я. — Отсюда посмотрим.
Тифон помахал заметившему нас Дятлу. Тот обрадовался и тоже стал размахивать руками, отчего ковш экскаватора хаотично задергался над остатками третьего этажа.
Я показал Дятлу кулак, и он весело поднял два пальца вверх.
— Это что зонт? — Тифон кивнул на большой, круглый, ярко-желтый предмет возле входа.
Раньше такой нам не попадался.
— Из Юпитера небось принесло, — сказал Борис. — Ветрина-то какой ночью был.
Внезапно, сквозь монотонное тарахтение экскаватора, прорвался настойчивый автомобильный сигнал. Но вместо того, чтобы идти к воротам, Борис принялся рыться в карманах, затем выудил оттуда ключ и отдал Тифону:
— Сами откройте ему.
— Кому? — удивился я.
— Ну этот ваш артист с утра спрашивал. Пришёл, разбудил, ключ просил. А я спросонья плохо соображаю, вот и сказал, чтоб он попозже зашел. Он ответил, что за кофе смотается и вернется.
— Это Артём, — пояснил я Тифону, не вдаваясь в подробности, и мы отправились ему открывать.
Дошли до ворот, но вместо того, чтобы сразу их отпереть, Трифонов вышел за калитку и с вызовом остановился прямо перед капотом Пандоры.
Стекло в машине опустилось.
— Открывай, давай, — крикнул сквозь музыку Артём.
— Кофе гони, — приветливо потребовал Тифон.
Артём полез на заднее сидение и, достав из большой коробки два бумажных стакана, протянул нам.
— Я на всех взял. Там ещё коробка горячих блинчиков и шоколадные пончики.
У меня заурчало в животе. Тифон с упоением вдохнул витающие вокруг машины аппетитные запахи и открыл водительскую дверь.
— Дай, хоть на пончики взглянуть.
— Обойдешься, вы сейчас всё сожрете, а мне ещё ребенка кормить, — посмеиваясь откликнулся Артём. — Лучше ворота открывай. На месте нормально позавтракаем.
Но Тифон, облокотившись локтями о раскрытую дверь, с удовольствием пил кофе и никуда не торопился.
— Какого ещё ребенка?
— У меня один ребенок.
Артём так улыбнулся, что стало ясно: речь о его подруге со странным именем.
— И как там Диснейлэнд? — дразня поинтересовался Тифон. — Что-то быстро вы вернулись.
Хвастливо задрав подбородок, Артём откинулся на сидении:
— У нас сегодня ночью такой Диснейлэнд в чемоданной был, что я даже жениться пообещал.
— Чемоданная? — прищурился Тифон. — Это на вокзале что ли?
— Это в корпусе, — подключился я. — Только Соломин там уже всё порушил, так что аттракцион можно считать закрытым.
— В смысле? — Артём замер, голубые, блестящие на солнце глаза вмиг сделались непроницаемыми. — Как порушил?
— Ну слышишь грохот? Это Ванька зажигает, — я засмеялся, но вместе с тем, как менялось лицо Артёма, до меня вдруг начал доходить смысл происходящего. — Она там?
Со всей дури оттолкнув Трифонова, он стремительно выскочил из машины, поскользнулся на асфальте возле калитки, но не упал, а спотыкаясь от спешки, прямо по лужам, помчался к корпусу.
«Won't you die tonight for love?» — издевательски неслось ему вслед из раскрытой двери Пандоры.
Несколько секунд мы с Тифоном стояли, пытаясь переварить ситуацию, а затем молча побросав недопитый кофе прямо на дорогу, кинулись за ним.
Бегал я лучше Трифонова и сразу же обогнал, но окажись на моем месте Макс, он бы бежал ещё быстрее. В разы быстрее. Он бы летел. Но Макса не было. Он преспокойно спал в домике.
Возможно, если бы песок и земля не были после дождя такими вязкими, если бы солнце так безжалостно не слепило, если бы я не заметил на крыше спорткомплекса Сашу и не отвлёкся на неё, немного притормозив, возможно, я бы успел остановить Артёма до того, как он влетел в разваливающееся на глазах здание и торцовая стена обрушилась на него.
Трифонов бросился к экскаватору, вытаскивать Дятла, однако толку в этом уже не было. На крыше в сияющих лучах солнца отчаянно махала руками Саша, но я на неё не смотрел, мой взгляд остановился на застывшей неподалёку от неё девушке в лёгком голубом платье, и вдруг ни с того ни с сего, я отчётливо вспомнил, что это странное имя, которое каждый раз выскакивало у меня из головы, означает — жизнь.
Пожалуй, Трифонов был прав — плохого во всей этой любви было не меньше, чем хорошего.
Конец первой части
Конец