Насыщенный запах рыбы на берегу уступил место терпкому соленому аромату моря. Вода с умиротворяющим ритмом билась о борта лодки, палуба под ногами казалась твердой и надежной, даже когда лодка взлетала на гребень волны. Снасти бились о мачту, а парус все дальше уносил их от берега.
Когда Франция окончательно осталась позади, Гейбриел позволил себе представить, каким будет его возвращение домой, где его ждут семья и представители власти.
Неужели и те, и другие радостно встретят его на берегу по прибытии? Не попадет ли он снова в тюрьму, когда в военный департамент поступит рапорт о его возвращении?
Суда ему не избежать, да и виселица вполне вероятна. Ему придется платить по долгам и принять необходимые меры, чтобы оградить семью от ненужных осложнений. Гейб и в мыслях не допускал, что власти поверят в представленную им историю и освободят его.
– Сэр, у вас есть семья, которая ждет известий от вас?
Гейбриел долго хранил гробовое молчание – вопрос мальчика застал его врасплох – и наконец нехотя произнес:
– Да, Пьер, конечно, есть. А ты куда отправишься, когда мы высадимся на берег?
– Я поеду туда, куда меня отвезет мадам мама. – Перспектива очередного сиротского приюта, казалось, не пугала малыша. – Мы с сестрой будем вместе: мадам мама обещала мне.
– А где ты научился так хорошо говорить по-английски?
– Прошу прощения, сэр. Мадам велела нам не рассказывать ничего, потому что она сама позаботится о нас.
– Понятно. – Гейбриел сжал зубы. Сколько еще он будет носить это клеймо? Шарлотта уже всех заразила своим недоверием, так что же будет дальше? Он обернулся, чтобы посмотреть на нее.
Шарлотта пристально вглядывалась в даль, и ощущение безопасности, которым уже начал проникаться Гейбриел тут же начало улетучиваться. Неужели их преследуют?
Гейбриел повернулся, не заботясь о том, что это выходило за рамки его роли. Да он с ума сойдет, если ему снова придется общаться с французами!
Однако никого не было видно до самой линии горизонта. Никто не преследовал их, ничего, кроме пустынного моря, чистой воды и первых лучей солнца, поднимавшегося над городом. Заостренные шпили церквей на его фоне казались черными стрелами, упершимися в серое небо. Водная гладь отливала серебром, словно зеркало, разбитое ветром на мелкие осколки, не отражающие ничего, кроме бесцветного рассвета. Эту картину ему никогда не забыть: это та жизнь, которую он оставляет позади.
Тем не менее, едва первые лучи восходящего солнца засияли над городскими зданиями, их облик мгновенно изменился, и Гейбриел зажмурился. Потом он вновь взглянул на Шарлотту. Против ожидания, она посмотрела на него с улыбкой, и он кивнул ей в ответ. Казалось, впервые зато время, что им пришлось провести вместе, они пришли к полному взаимному согласию.
Гейбриел закрыл глаза и обратил лицо к небу, думая о том, что Шарлотта столь же непредсказуема, сколь и результат химических опытов, в результате которых его дом однажды едва не взлетел на воздух. Если и было что-то, особенно нравившееся ему в ней, так это витавшие вокруг нее загадки, которые Гейбриел надеялся во что бы то ни стало разгадать.
Глава 16
Шарлотта уже почти пришла в себя, когда малышка дернула ее за рукав.
– Что этот человек делает? – Она робко указала на Гейбриела.
– Возможно, он поклоняется солнцу.
– Зачем?
Шарлотте было нелегко ответить на этот вопрос.
– Этот человек находился в плену у французов, и это первый восход солнца, который он видит после долгого перерыва. Теперь он радуется этому.
Девочка больше не задавала вопросов, и тогда Шарлотта сама решила спросить ее:
– А, тебе что хотелось бы отпраздновать, Клер?
– О, если бы у меня была мама, я бы пела и танцевала. Но я буду счастлива, даже если у меня будет хотя бы котенок.
Шарлотта почувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Она очень хорошо знала это ощущение, и ей самой ужасно хотелось, чтобы мать встретила ее дома, хлопотала над ней, уложила ее в постель…
Обняв Клер, Шарлотта поцеловала ее в макушку.
– Думаю, все твои мечты скоро сбудутся, включая котенка.
День вступал в свои права, прохладный влажный воздух уступал место несвойственному этому времени года теплу, и Шарлотте оставалось только радоваться теплу и фруктам, полную корзину которых Жорж засунул под скамью. Яблоки оказались слегка побитыми, но ужасно вкусными.
Глядя на то, как Пеннистан грызет свое яблоко, словно это манна небесная, Шарлотта рассмеялась.
– Последний раз я ел яблоко в Испании не меньше ста лет назад! – крикнул Гейбриел, перекрывая шум ветра.
– Неужели он провел в тюрьме сто лет? – удивилась Клер.
– Нет, но он чувствует себя так, словно просидел там сто лет.
– И что же плохого он сделал?
Шарлотта задумалась. Пьеру она сказала, что месье папа проиграл в опасной игре, в которой погибли люди, и он тоже мог погибнуть. Это было правдой. Образно можно было сказать, что Гейбриел попал в ловушку, расставленную другими шулерами, но как объяснить это ребенку?
– Виной всему ужасная ошибка. К счастью, его спасли, и сейчас он возвращается домой.
– Он будет жить с нами?
– Нет, у него есть своя семья, которая с нетерпением ждет его.
– Пьер говорит, что приют тоже очень похож на тюрьму. – Клер нагнулась и опустила руку в воду. – Но все равно я по нему скучаю.
Шарлотта вновь почувствовала слезы на глазах.
– Ничего, новые приключения могут быть столь же пугающими, сколь и захватывающими. Там, куда мы направляемся, будет намного лучше, чем в приюте.
– Знаю, это в Англии. – Клер кивнула. – Пьер уже придумал, на что это будет похоже. Он сказал, что в мире нет места более прекрасного. – Девочка не отрываясь смотрела на Шарлотту в ожидании ответа.
– Кто знает, – Шарлотта задумалась. – Одно я могу обещать точно: там будет лучше, чем во Франции.
– Бьен. И у меня будет котенок?
– Ну конечно, глупышка!
– Мерси, мадам мама. – Клер блаженно улыбнулась.
– Сто лет, месье папа? Вы лжете: никто не сможет выжить, проведя сто лет в тюрьме.
– Мне казалось, я чувствовал себя так, словно действительно провел там сто лет, на самом же деле прошло меньше года.
Мальчик кивнул, но казалось, был готов спорить дальше. Он стал так вести себя после того, как полковник допрашивал их, подумал Гейбриел.
– Значит, мама сказала тебе, куда я направляюсь и что меня там ждет?
– Может, в тюрьму, может, на виселицу, а может, домой, к своей семье, – без запинки ответил Пьер.
– И ты знаешь почему? – спросил Гейбриел, в душе опасаясь ответа.
– По вашей вине погибли люди, и теперь король будет решать, даровать вам жизнь или нет. Я надеюсь, вас вздернут на виселице прямо на городской площади. – Последнюю фразу мальчик произнес очень серьезно.
Гейбриел вздрогнул.
– Ты считаешь, что попасть в плен – преступление, достойное смертного приговора?
– Я думаю, что вы должны были совершить нечто ужасное, раз попали в тюрьму, например убийство. Мадам мама была слишком добра, когда сказала, что французы заманили вас в ловушку.
Ну вот, начинается! Независимо оттого, виноват он или нет, теперь ему всю оставшуюся жизнь придется жить с клеймом предателя.
– Но если ты судишь так строго, то почему все же разговариваешь со мной?
– Если бы я думал только о вас, меня бы не было на этой лодке.
– А ты практичен, Пьер.
– Каждому надо как-то жить, месье.
– Конечно, надо. Полагаю, мы оба научились выживать в последнее время, хотя и пришли к этому разными путями. На войне ты усваиваешь, что многое лучше было бы забыть или по крайней мере не делиться этим с невинными душами.
Внезапно Гейб задумался. Наверняка он мог найти достаточно не столь опасных тем для беседы с Пьером.