— Ну как? — спросил он.
— Хорошо, — голос был тихий, нервный. Я знала, чего хотела — по крайней мере, так думала, — но сейчас, когда это в самом деле происходило, мне не верилось.
Вейл скользнул руками вниз по моему обнажённому телу. Там, где раньше вкушал мою кожу глазами, он касался меня, изучая изгибы плеч, локтя, сгиб колена чуть выше икры.
Его рука замерла на шраме на моём животе.
— Я сделала его сама, — сказала я. Это было признанием, которое я никогда никому не приносила, но с Вейлом мне не хотелось ничего прятать. Какую-то часть он и сам уже знал.
— Ты? Сама его сделала? — кажется, он не поверил мне.
— Я всегда пыталась быть идеальной, — неуверенно объяснила я. — Всё на поверхности казалось совершенным. Я просто хотела... как-нибудь это испортить.
Его рука ласкала мой шрам, и сам он наклонился меня поцеловать. Его губы были горячими, такими горячими на моей коже. Тело растаяло под его прикосновением.
— Что ж, сожалею, — шепнул он.
— Сожалеешь?
— Ты ничего не испортила. Ты по-прежнему совершенно идеальна.
Он улыбнулся, и меня захлестнуло облегчение. Я волновалась, но мне не стоило. Вейл — последний мужчина на планете, который стал бы меня осуждать. От этой мысли моё сердце разбухло до таких размеров, что мне показалось, будто оно сейчас вырвется из груди.
Склонив голову, Вейл продолжил своё поклонение, двигаясь всё ниже... и ниже.
Теперь, связанная, я чувствовала, как всё моё тело реагирует лёгкой дрожью предвкушения. От каждого прикосновения руки Вейла на коже проступали мурашки. Воздух становился холоднее, но я сгорала изнутри.
— Джессика?
— Возьми меня.
Я больше не могла терпеть. Он нужен мне. Вейл наклонился, но вместо того, чтобы снять с себя вещи, он скользнул между моих бёдер. Тихий вскрик сорвался с моих уст, когда он раздвинул мои бёдра своими мощными руками. Господи.
Он приковал мои бёдра к тонкой подкладке и выдохнул напротив. Я содрогнулась, нервы оголились от желания во всех направлениях. Его рот находился всего в дюйме от гладких складок — всего в дюйме, — и всё же казался таким далёким.
Я не могла этого вынести, не могла. Изогнулась навстречу и почувствовала, как его руки прижали меня сильнее. Мои запястья бестолково натянули верёвку, держащую руки в ловушке над головой. И мучительная стрела желания пронзила моё тело.
Небо теперь было тёмным, и когда я подняла глаза к Вейлу, фонарь, светившийся за ним, сделал из его волос золотой нимб. Его лицо находилось в тени, но можно было сказать, что он улыбался.
Весь страх исчез, сменившись сильным желанием. Я нуждалась в его прикосновениях, и тихий стон покинул мои губы, когда он погладил по кругу мои ноги, вернувшись, чтобы вновь прижать меня. Затем наклонился ниже и лизнул между бёдер. Одного неторопливого, сильного движения языка оказалось достаточно, чтобы отправить спазмы от моего естества вниз к пальцам на ногах и вверх — на руках.
Я застонала.
— Тебе понравилось? — в его голосе была улыбка. Каждая частичка меня рвалась ему навстречу. Мне нужно больше.
— Вейл?
— Да?
— Возьми меня.
Это был приказ, который он определённо не исполнит, и хотя я и любила его за поддразнивания и за то, как он растягивал удовольствие, тут имело место и волнение, пришедшее после моих слов о том, что я принадлежу ему. Мне нужно, чтобы он взял меня, для этого надо молить его, а мольбы — это часть удовольствия.
Его язык скользнул вновь, на сей раз с ещё большим напором. Я задохнулась, хватая ртом солоноватый океанский воздух. Моя голова откинулась назад, где я могла видеть только яркие точки звёзд в выси, появляющиеся на темнеющем небе.
— Пожалуйста, — простонала я. — Ну пожалуйста, пожалуйста.
— Джессика, я хочу подготовить тебя для этого.
Всё моё тело было прижато к палубе, и пока его язык скользил по мне снова и снова, я обнаружила, что он подстроился под ритм океана. В то время, как океан поднимался под лодкой, мы слабо раскачивались взад-вперёд. И с каждым качком, его язык проскальзывал всё глубже и глубже в меня.
Ноги сжались вместе, крепко обнимая его тело, жаждая, чтобы он сделал больше. Мне было нужно больше — больше напора. Я не могла вынести его нежности.
— А теперь? — осведомился он. Вопрос сам по себе был подтруниванием. Я наклонила голову набок, чтобы посмотреть на него.