- Матюша, это ты зря!… Я ж всегда был за Советскую власть.
- Ну да? А что ты дал Советской власти? Ничего ты не дал ей, а берешь от нее всякие блага. Всегда с мешочком ходишь и всегда что-нибудь в мешочке несешь!
- Чего ты, Матюша, чего ты! Бог с тобой…
Яростно ненавидел Родион в эту минуту Савелия: «Как нарочно, поднесло его! Следил, наверно, за нами». Его беспокоил дед Матвей: как бы у него опять сердце не схватило! Рванул тачку с места и покатил, не ожидая, пока старики закончат разговор.
Долго не мог успокоиться дед Матвей. Переживая за него, Родион тянул тачку все выше.
- Родя, довольно! - спохватился Матвей Степанович. - И отсюда хорошо видать.
- Я тебя на самый верх. Оттуда и речку увидишь.
Родион остановился на самой вершине бугра. Отдышавшись, сел на тачку рядом с дедом.
Дед и внук молча оглядывали бугристую степь, синие под серым небом поля озимки, долину с рекой и ериками, луга и рощи. И не раз их взгляды невольно останавливались на высоком желтом здании в центре села - на Доме культуры, где шел сейчас суд.
- Все это тебе останется, Родя, - Матвей Степанович повел рукой вокруг. - Пустыри тут были, дикие места. А мы в колхоз собрались, распахали степь, рощи посадили, болото высушили. Дорожи этим, внук… Тополя видишь?… Во-он там, у ерика? Это я сажал. Сколько сынов и внуков, столько и тополей и топольков. Тот, самый малый, крайний, то ты, Родион… А рядом, большой, - твой отец… Стройно растет тополь, да только Андрей вкривь пошел…
И замолчал дед Матвей, видно, про суд опять вспомнил.
Как он быстро постарел! Щеки запали, загар выцвел… Жалость и любовь к деду Матвею стиснули сердце Родиону. Хотелось сказать какие-то необыкновенные, ласковые и ободряющие слова, от которых ему стало бы легче, но такие слова не находились. Родион чувствовал себя беспомощным, не знал, как утешить деда.
Родион очнулся, когда Матвей Степанович устало сказал:
- Кончился суд…
Народ толпой вывалился из Дома культуры, растекался ручьями по площади. Солнце на минуту осветило село и вновь начало прятаться за тучи, наплывавшие из-за приречной долины. Тяжелая их тень набегала на хаты. На вершине бугра уже гудел ветер.
- Зачем он с ними связался? - со слезами произнес Родион. - Нам теперь хоть из дому не выходи.
- Ты не кисни, не маленький! - строго остановил его Матвей Степанович. Добавил мягче, тише: - Так что ж нам теперь - отказаться от отца твоего?… Конечно, стыдно… Но ты держись!… Слышишь?… Борись за своего отца. Он выправится… Иначе как же?… Какого же он тогда роду-племени?… Ты понял?
Родион нагнул голову, пряча мокрые глаза.
- Ладно, деда, я не буду… Я понимаю…
- Упустил я Андрея… Это Дядя сбил его с дороги, - негромко произнес Матвей Степанович и вдруг отвалился на спину, неестественно выгибаясь, хватая ртом воздух.
Родион сорвал тачку с места, бегом покатил ее с бугра.
Шапка упала с головы Матвея Степановича. Ветер ерошил его легкие седые волосы. Голубые глаза неподвижно смотрели в небо, по которому неслись быстрые темные тучи.
Родион бежал изо всех сил, но домой привез деда уже мертвым.
Матвей Степанович так и не узнал о приговоре суда.
…Андрей получил один год принудительных работ по месту жительства с удержанием двадцати процентов из зарплаты в пользу государства. Бардадыму и Антониде дали по пять лет тюремного заключения.
На похороны собралось все село.
Дедовы друзья явились при орденах и медалях. Пришел большой отряд пионеров.
В старой хате плакала Акулина Кондратьевна. Во двор выносили красный гроб с телом Матвея Степановича. Фотограф стал собирать около него родственников. Андрей, в черном костюме, с потемневшим лицом и глубоко запавшими глазами, передвигался как деревянный. Растерянная Мария сказала заплаканной Аннушке:
- Поищи Родиона… Не могу найти… Надо ж с дедом сфотографироваться…
Родион прятался в мастерской. Не хотел он смотреть на мертвого деда Матвея: не мог принять его таким. На верстаке лежала балясина. Не успел распилить ее дед Матвей и теперь уже никогда не распилит. На токарном станке так и осталась незаконченной вторая балясинка… Вот и щербинка. Как расстроился дед Матвей, когда вырвалась стамеска из его ослабевших рук!… Вспомнил Родион его слова: «Я тебя выучу, внук, столярному делу, если захочешь…» Не научил, не успел!…
Только сейчас с ужасающей ясностью осознал Родион, что дед Матвей навсегда ушел из жизни.
- Не успел… не научил, - прошептал он. Лицо его исказилось от боли. Он изо всей силы ударил кулаком по верстаку, закричал: - Не усп-пе-е-ел!