- Жми, Родя, смелей!
Григорий упер стамеску в подставку. Шуршащим ручейком потекла стружка из-под острого лезвия. Ловко у морячка получалось! Не хуже, пожалуй, чем у деда Матвея.
- Давай, давай! Жми, подмастерье! - весело покрикивал он.
И Родион жал на педаль что было сил. Его охватывал восторг при виде появляющихся кругов на детали. Когда они стали такими же четкими, как и на первой балясинке, лежавшей на раме станка, Григорий пошлифовал их наждачной бумагой и суконкой.
- Шабаш, Родя, готово!
- Получилось, Гриша! - радовался Родион, останавливая станок. - Научишь меня точить? А то дед Матвей не успел.
- Научу, Родя, ты парнишка крепкий, уже держишь стамеску в руках. И, право слово, мне очень по душе, что ты хочешь перенять дедово мастерство.
Григорий, любуясь, ласково огладил балясинку ладонями, и на ней появился красноватый блеск. Родион восхищенно смотрел на квартиранта: настоящий мастер!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хороший день плохо кончился.
Родион вечером засел за учебники. Но пришел отец с каким-то мордатым дядькой. Оба пьяные да еще с пол-литрами в карманах.
Они пошли в комнату к Григорию. Тот их решительно выпроводил, сказал, что спиртного в рот не берет. Отец раскипятился: «Чего кочевряжишься! Хозяина не уважаешь!…»
Стыдно было Родиону за него перед Григорием.
Отец с дядькой сели в большой комнате… Какие уж теперь могли быть уроки! До полночи никому не было покоя… Мать и бабка Акулина пытались их утихомирить, пристыдить, но куда там!… Отец ничего не хотел слушать.
Урок истории вел Иван Николаевич, директор школы, но Родион, как ни старался, никак не мог сосредоточиться на том, что он рассказывал, забыть отца и все вчерашнее.
Ольга с тревогой следила за Родионом. Почувствовав ее настойчивый взгляд, Родион обернулся, и она покачала головой с мягкой укоризной: мол, ну что ты так переживаешь, Родька? Встряхнись!
Он ответил ей немного смущенной и радостной улыбкой. Внезапно покраснев, Ольга отвела от него глаза.
Родион опустил голову, чувствуя, как у него торят уши. Сердце его радостно билось, в ушах стоял звон. Он пытался понять, что же с ним сейчас произошло, и не сразу услышал Ивана Николаевича:
- Родион! Бучаев! Да тебя не дозовешься. О чем ты так увлеченно мечтаешь? О пятерке по истории? Так иди отвечать.
Урока Родион не знал. Из-за парты поднялся, но к доске не пошел.
- Ну так что же, Родион? Иди!
- Зачем? - пробормотал он. - Сразу двойку ставьте, я урока не знаю.
В классе засмеялись.
- Тихо! - сказал Иван Николаевич. - А ты, Родион, зайдешь ко мне после уроков.
До звонка Родион сидел, тупо уставясь перед собой: страшился случайно оглянуться и увидеть грустные глаза Ольги.
В кабинете Иван Николаевич пригласил Родиона сесть.
- Давай поговорим с тобой откровенно, по-мужски. Ты ведь вон уже какой парень. Ну что ты делаешь? Дерешься, двоек нахватал… Ты мне сейчас очень не нравишься. И деду Матвею ты таким не понравился бы. Когда ты возьмешься за ум?
Родион хотел было сказать ему об отце, но в горле будто ком застрял - не продохнуть.
Иван Николаевич смотрел на него в упор.
- Ну, так в чем же дело? Объясни по-человечески.
Родион молчал. На его глазах вскипали слезы.
- Да-а, с тобой не разговоришься… Вот что, Родион, передай отцу или матери, чтоб зашли ко мне. Сегодня же. Ты понял, что я сказал?
Ничего не ответив, Родион выбежал из кабинета.
За углом школы его ждали Ольга и Виталька. Родион промчался мимо своих друзей.
- Он плачет, - оказала Ольга.
- Ну, если Родион плачет - значит, ему совсем плохо, - забеспокоился Виталька. - Что же делать, Оля? Ему надо как-то помочь.
- Я бы очень хотела помочь, но как? - ответила Ольга. - Он сам все понимает, только сделать ничего не может…
Понуро, нога через ногу, притащился Родька на ферму. Всю дорогу думал: как объяснить родителям, по какому поводу их вызывает директор школы?… С какими глазами он подойдет к матери? А. что скажет отцу?
Поразмыслив, Родион решил поговорить с отцом напрямик, по-мужски. Зачем вчера устроил бучу в хате со своим мордатым собутыльником и не дал ему выучить уроки?! Почему пьет и ругается с матерью и бабкой? В общем, он выдаст ему все, что думает о нем, без обиняков.
Родион смело зашел в кормокухню, заполненную паром: в огромных чанах, пузырясь и бормоча, варилась комбикормовая каша. Отец стоял на подмостках и яростно, будто заклятого врага, расковыривал ее большой, с хорошее весло, мешалкой. Лицо серое, глаза опухшие, на рыжеватой щетине и на одежде присохли нашлепки комбикормовой каши. Родион пожалел, что зашел к нему: «Он мне сейчас задаст! Попал я под горячую руку».