- Чего ж теперь бояться - надолго уже обеспокоил. Зови его, Маша. Пообедает с нами, поговорим…
- Может, не надо, отец? - сказала, Акулина Кондратьевна.
- Надо, мать, надо! Иди за ним, Маша.
Мария вышла и вскоре вернулась с Андреем. Родион уставился на него с интересом: сколько дней уже не видел отца.
Андрей исподлобья оглядел всех, пробормотал:
- Здравствуйте.
- Здорово, здорово, сынок. Садись, пообедаем вместе, поговорим.
Матвей Степанович держался спокойно.
Акулина Кондратьевна поставила перед сыном миску с борщом. Борщ ели молча, а когда Мария поставила пирог на стол, повел разговор Матвей Степанович:
- Ты что ж, сынок, бегаешь от меня?
- Я не бегаю от тебя. Ты сам погнал меня.
- А ведь спесив ты! Спесив, как…
- Матюша! - с укором остановила его Акулина Кондратьевна.
- Спокойно, мать, спокойно!… Я знаю, Андрей, с чего у тебя спесь завелась. С тех пор, как тебе орден дали. Да, тебя наградили. Но один ли ты его заработал?… Доярки да скотники тебе его заработали! А ты их под позор подвел.
- Матюша… при Родьке-то!…
- А что - Родька? Ему тоже придется за отца отвечать. Пусть лучше знает правду от своих, чем брехню от чужих.
- Ну какое такое преступление я совершил?! - сердился Андрей. - Ну если и позволял, если закрывал глаза на то, что работники фермы брали домой комбикорм, так это им было как поощрение.
- Ишь, хозяин нашелся! Добреньким хотел быть за государственный счет?… Твоей глупостью и зазнайством воспользовались прохиндеи Бардадым с Антонидой да Дядя.
- А при чем тут Дядя?
- Придет время - узнаешь при чем. Без него тут не обошлось. Тебе, самодовольному дураку, глаза отвели, вокруг пальца обкрутили. Откуда ты такой взялся?… А как ты ведешь себя на следствии? Напакостил - и за отцовскую спину прячешься?…
- Матюша! - вскрикнула Акулина Кондратьевна.
- Тихо, мать, тихо!… Андрей, честно, прямо повинись перед народом…
- Чем это я провинился перед ним?! - вскипел Андрей и отбросил ложку.
Матвей Степанович покачал головой:
- Ничего ты не понял, сынок… Разъело тебя в середке… Показательным судом будут судить тебя, Андрей.
Женщины ахнули.
- Меня - судить?! Показательным судом?! За что? - вскричал Андрей.
- За то самое, что и Бардадыма с Антонидой. И тут я ничем помочь тебе не могу. И не хочу. Так что не прячься за мою спину!
Опрокинув стул, Андрей выбежал из комнаты.
- Что же будет, папа? Что же будет? - потрясение произнесла Мария.
- Сунут дурака в тюрьму - то и будет!… Ты, Маша, тут тоже виновата. Ведь знала о его делишках на ферме, видела, что он пошел по кривой дорожке, да помалкивала.
Мария подняла на тестя глаза, полные слез:
- А вы разве не замечаете, как мы живем в последнее время?… Он мне рассказывает про свои дела?… Советуется со мной?… Он другим рассказывает…
- Каким таким другим? - опешил Матвей Степанович.
- Да ладно тебе допытываться, - остановила его Акулина Кондратьевна, кивнув на Родиона.
Матвей Степанович умолк и больше ни слова не вымолвил до конца обеда. А потом оделся и сказал Родиону:
- Пойдем, внук, поработаем.
- Господи, что ты себе в голову взял, отец! - всполошилась Акулина Кондратьевна. - Едва оклемался - уже работать собрался.
- Тихо, мать, тихо! Знаешь, работа человека на земле держит.
Они вышли во двор. День был ясный, тихий. Оранжевая листва на деревьях, просвеченных солнцем, казалось, пылала огнем.
Дед Матвей оглядывал двор, и село, и степь с таким жадным любопытством, будто вернулся откуда-то издалека и очень соскучился по родным местам.
- Хорошо! Жить бы да радоваться…
- Живи сто лет и радуйся, деда! - сказал Родион.
- Жаль, внук, не получается.
В мастерской Матвей Степанович неторопливо надел передник, прибрал токарный станок, осмотрел инструмент на полках, выбрал стамеску и закрепил буковый валек в патроне Родион подмел около верстака и станка.
- Ну, Родька, начнем. Еще одну балясинку выточим, распустим обе и к дверям поставца прилаштуем. А ты приглядывайся, примечай. - Он упер стамеску в подставку. - Ну, с богом, как говорится. Жми, внук!
Родион разогнал маховик так, что его спицы слились в оплошной круг. Из-под лезвия стамески полилась пахучая стружка. На вальке стали обозначаться окружности. Дед Матвей почему-то кривился. И вдруг стамеска с визгом вырвалась из его рук, и крутнувшись в воздухе, упала на землю. Испуганный Родька снял ногу с педали. Недоточенная балясина перестала вращаться, и теперь на ней можно было рассмотреть выщербину.
С усилием сжимая и разжимая непослушные пальцы, Матвей Степанович разглядывал их, качал головой: