— Вот что, Фимка, я на больных не обижаюсь.
— Это кто же больной?
— Ты, Фимка Бомм. Ясное дело! Тебе, — видать, шмель в ухо влетел, коли поверил, что я в холуи пошел.
— Ну ты полегче! И не выкручивайся. Я с тебя который день глаз не спускаю.
— И что же ты видишь, Фимка?
— Вижу, что уж больно ты сгибаешься, в пружинку вьешься, чтобы угодить господам фашистам.
— Это ты верно подметил, Фимка, — взял за локоть товарища Яша. — Верно, пружинкой вьюсь. Только пружина в затворе для того и вьется, чтобы сильнее ударить по капсюлю… Если бы мачта не гнулась, сломалась бы, Фима.
Фимка хотел было вырвать свой локоть из Яшиной руки, но, глянув в глаза Яши, вдруг сдвинул белесые брови, вытянул губы, будто свистнуть хотел, и застыл на мгновение. Потом бледное лицо порозовело, словно осветилось изнутри.
— Ты что, Капитан? Может… может, вправду задание имеешь?
Яша изо всей силы сжал его локоть, рывком приблизил к себе:
— Ша, пижон! Об этом ни одна живая душа знать не должна! Понял?.. И ничего я тебе больше говорить не стану.
Потом шепотом:
— Если хочешь полезным быть, держись меня. Понял? Верные хлопцы нужны.
Фимка прикусил тонкую губу.
— Брешешь? На пушку берешь?
— Моря б мне век не видать, если брешу.
— Смотри, Яшка, обманешь — сам погибну, но тебе горло вот этими перегрызу, — Фимка оскалил крепкие и острые зубы.
— Хватит дурить. Помнишь на шаланде:
— Помню, — подхватил Фимка, поднимая кулак,
— Смотри, Фимка! Это уже не игра.
— Что ты, Капитан! — ударил себя кулаком в грудь Фимка. — Хочешь, я клятву кровью напишу? Хочешь?
— Не надо. Свою кровь побереги, чужой докажи верность клятве…
— Ой, Капитан! — У Фимки перехватило дыхание. — Слышь, Капитан? Двинь меня по морде. Ну, двинь, пожалуйста! Чтоб искры из глаз…
— Тише, ты! — строго оборвал его Яша.
…Оказывается, Фимка тоже пружинкой вился. Только теперь он уже был не Фимка Бомм, а Николай Баков — жил по документам погибшего под бомбежкой соседкиного сына.
— А Ленка? — спросил Яша о Фимкиной сестре.
— Она фамилию менять не хочет, говорит: за эстонку сойду. У нас мать вправду была эстонкой.
— Как же: брат Баков — русский, а сестра Бомм — эстонка? Тоже мне конспираторы!
— А она теперь уже не сестра мне. Просто квартирантка. Бабка-то наша умерла, мы с соседкой, Баковой, жилплощадь объединили: я сыном стал, она квартиранткой.
— Другие соседи — надежные? Не продадут?
— Нет. Кухня-то на двоих была: соседка с бабкой. Теперь у нас отдельная квартира. А во дворе меня боятся, я ведь… — Фимка запнулся, покраснел. — Я ведь в полиции работаю…
— Как в полиции? — насторожился Яша.
— Так… — чертыхнулся Фимка. — Заставили, подонки, полицейский участок ремонтировать. Был бы я один, веришь не веришь, повесился бы, но руки паскудить не стал бы. Но Лена… Ей же что-то кушать надо! И так светится вся… Да еще, на беду, приглянулся этой шкуре, Борисову. Узнал, гад, что я умею на машинке печатать, и пристал: иди да иди к нему секретарем! Как же — комиссар полиции без секретаря не может!.. Ну, насчет секретаря — дулю с маком. А проводочку я им устрою, насидятся они у меня в темноте. Жаль, взрывчатки нет, а то господин комиссар со всем синклитом взлетел бы у меня как на Маразлиевской…
— И думать не смей проводку портить, — перебил его Яша. — Подумаешь, диверсия: пару раз полицейский участок без света останется! А тебя повесят на Новом базаре. Видел там виселицы?.. И насчет секретарства не торопись отказываться. Может, придется еще тебе перед тем Борисовым на пузе ползать, чтобы войти в доверие. Если хочешь быть настоящим бойцом, делай не то, что хочется, а то, что надо. Понял?..
И все же пришлось ребятам для отвода глаз разыграть потасовку: со стороны поглядеть, можно подумать, в клочья разнесут друг друга. А Фимка просит:
— Капитан, ну двинь же ты меня хоть раз по-настоящему, для профилактики. Я ведь в самом деле хотел тебя укокошить.