— Здравствуй, Капитан! — услышал Яша знакомый голос.
Яша с трудом приоткрыл отяжелевшие веки. У копны стоял, опираясь на лопату, долговязый парень в рыжих, исцарапанных стерней ботинках, немыслимо грязных широченных штанах и мокрой от пота неподпоясанной рубахе. Соломенный дырявый брыль, наверное, долго украшал огородное пугало, прежде чем попал на голову долговязого, лицо — в солнечных ожогах, с носа и больших ушей клочьями сползала кожа, а брови так выгорели, что о них можно было только догадываться. Яша еле узнал приятеля.
— С какого ты баштана сорвался, Фимка? — рассмеялся он, поднимаясь с земли.
— Это — ерунда, Капитан. Главное — не жарко ни чуточки, — похвастался Фимка Бомм. — Ты сродственничка моего, Вовку Федоровича, не встречал?
— Здесь он, Фимка, здесь. Пошли с Абрашей бычков пострелять. Без курева, говорят, уши пухнуть начали… А ты-то тоже здесь вкалываешь? Переходи к нам. Вместе веселее будет.
— Ты бы не водился с ним, Капитан…
— С кем бы это я не водился? — насторожился Яша.
— С Вовкой. Подлые они люди, эти Федоровичи…
— Ша! Об чем пар травишь? — сразу начал кипятиться Яша. — Ты знаешь, что Вовка мой кореш.
— Знаю, Капитан, знаю. Но ты его клятве не очень-то верь. Понял? Он, как и его папаша, может ту клятву вот так — тьфу. — Фимка сплюнул густую слюну на стерню.
— Про какую клятву мелешь?
— Да ты что, Капитан? Совсем ничего не знаешь?
Яша недоуменно покачал головой.
— Тогда слушай. Был я позавчера в городе — за лопатами для бригады посылали. Узнал новости: Вовкин папаша, Антон Брониславович, в городе объявился. Он же, знаешь, в Измаиле парфюмерией командовал. А тут пришел в военном, с кубарями в петлицах. Недели не прошло — снова в штатском. И дома не ночует, от жены прячется. Ну, я тоже вроде тебя веры слухам не дал, пошел к Вовке, его мать мне какой-то родней доводится — так, десятая вода на киселе. А она, как меня увидела, — в слезы. Так и так, дескать, бросил Антон Брониславович, из дому ушел, и что с ним — не знаю…
— Слушай, Фимка, — перебил его Яша. — А может, тебе врачи массаж на лицо прописали? Га?.. Так ты не стесняйся, я так размассажирую твою поганую рожу, что…
— Что массаж? Что массаж? Ты что, Капитан, сдурел? Ты разберись, Капитан… — Фимка в испуге схватился обеими руками за лопату и загородился ею от наступающего на него побелевшего Гордиенко. Но тот сильным рывком выхватил у него лопату из рук и отшвырнул ее в сторону.
— Я тебе покажу, турок, как клевету пускать! У Вовки же отец — коммунист, а ты его в дезертиры, гад, производишь!
Он замахнулся кулаком, но Фимка ловко уклонился от удара, обхватил Яшу руками за плечи и сильной подножкой свалил на стерню.
Живым клубком покатились они по горячей земле. Яша был пониже Фимки ростом, но жилистый и ухватистый, наторевший в драках с уличными пацанами. Фимка — постарше, да и, знать, не зря в московском спортклубе занимался: он успел захватить и вывернуть Яшину руку, прижать его подбородок головой, спутать ноги своими ногами.
— Я покажу тебе, морское копыто, — сопел Яша, стараясь подмять под себя Фимку. А тот скручивал ему руки, силился положить на обе лопатки, говорил сквозь слезы:
— Я же тебе как корешу, Капитан. Я же по-хорошему тебе.
Силы Яши уравновешивались ловкостью Фимки, и они катались, вырывая ногами комья земли, поднимая пыль.
— А что здесь за петухи дерутся! — услышали они вдруг над головой басовитый голос.
Это было так неожиданно, что Фимкины руки сами собой разжались. В другой раз Яша не преминул бы воспользоваться Фимкиной оплошностью, мигом оседлал бы его. Но голос над головой строго приказал:
— Прекратить драку немедленно!
Растрепанные, исцарапанные, ребята медленно поднялись с земли, удивленно поглядывая на статного армейского командира с выгоревшими на солнце бровями.
— Ты что за начальство? — недовольно буркнул Яша, трогая рукой огромный синяк под глазом.
Командир улыбнулся.
— Выходит — самое высокое среди вас.
— Вижу, со шпалой, — ответил Яша. — Капитан, что ли?
— Капитан, — подтвердил военный и улыбнулся. — А вы?
— Мы?.. Мы просто… ребята. Между прочим, меня тоже Капитаном зовут…
— И еще Хивой, — напомнил Яшину школьную кличку Фимка.
— Слушай ты, токарь-пекарь! — снова подступил к Фимке Яша, сжав кулаки. — Катись-ка ты отсюда, пока я с тебя не спустил стружку толщиной с бумажный лист!
Фимка обиженно шмыгнул носом, подтянул сползающие штаны и, махнув рукой — ничего-то ты, дуралей, не понял! — подобрал затоптанные в пыль брыль и лопату и побрел к своей бригаде.