— Нет! — поспешно вскрикнула Энн. Она уже начала бояться по-настоящему.
— Мне все это нравится не больше, чем тебе, — задумчиво заговорил Рейт. — Согласившись на этот брак, я принял твои условия, и, поверь, если бы видел способ избавиться от претендента на твой дом, не подливая масла в огонь его подозрений, то сделал бы это по-другому.
Странное дело, это признание вызвало в душе Энн целую бурю неведомых ранее переживаний. Неясные эмоции зашевелились в ней, смутные, словно туман. Что это было — досада, раздражение, задетое самолюбие, боль отвержения? Да нет же, конечно, нет! В ней зарождалось какое-то новое чувство.
— Пожалуй, эта комната подойдет лучше всего. Если ты ничего не имеешь против.
Энн только молча покачала головой. Вот уже в течение часа они с Рейтом обходили дом, осматривая спальни. Когда она чуть задержалась у Рейт двух смежных комнат, о которых они говорили раньше, Рейт твердо взял ее за руку и увел прочь, бормоча:
— Скажи спасибо, что твой родственник не будет спать на одном этаже с нами, а не то, я подозреваю, он стал бы подслушивать из соседней комнаты, тщательно ловя все звуки и радуясь их отсутствию.
Он заметил, как потемнели ее глаза, и криво усмехнулся:
— Тебе мое замечание кажется оскорбительным и неприличным, а ведь это ничто по сравнению с теми непристойностями, что вытаскивают в суде.
И вот теперь они стояли в большой угловой комнате, расположенной в противоположном крыле от покоев ее родных и самой Энн.
Энн задумчиво разглядывала огромную кровать. Наверное, когда-то эта спальня с такой широкой, удобной кроватью, толстой деревянной обшивкой, сохраняющей тепло, с камином и широким, удобным креслом возле окна служила уютным покоем другой женщине, была местом, где та изведала счастье и любовь. Но Энн разглядывала все это с совсем другим чувством, до боли закусив губу и стараясь подавить мучительную тревогу.
Она боялась. Да-да с дрожью признавалась она себе в этом, едва ли не впервые в жизни боялась по-настоящему. Нет, не Рейта, пусть даже ей так не хотелось жить с ним в одной комнате и спать в одной кровати. Чего она страшилась — так это той перспективы, что он обрисовал перед нею.
— Скажи, ведь мы не попадем в тюрьму, ведь нас не могут туда посадить, а? — тихо и подавленно спрашивала она пересохшими губами.
— Что я могу сказать тебе, Энн? Ты ждешь от меня утешительной лжи? А ведь сама твердишь, что ты уже не дитя.
— А если Патрик удостоверится, что мы женаты по-настоящему, он перестанет подозревать? — упрямо твердила она.
— Конечно, тогда у него будет меньше оснований, — согласился Рейт. — Но не будем недооценивать этого плута и мошенника. Как все плуты, он прекрасно выявляет эти качества в других.
— По-моему, в этой комнате никто не спал с тех пор, как праздновали дедушкино семидесятилетие, — отрешенно, будто чужим голосом проговорила Энн, пропуская мимо ушей слова Рея и подходя к окну.
Бархат оконных портьер был старый, так же как и обивка на кресле, и покрывало на кровати, но он все еще пленял мягкостью и богатством выработки, тем духом роскоши, который не свойствен никаким современным тканям.
— Это бархат из Италии, — с достоинством произнесла наследница всего этого добра. — Бабушка купила его, когда они с дедушкой проводили там медовый месяц.
— Да, я наслышан об их путешествиях, — тихо ответил Рейт.
Что-то новое появилось в его интонации. Словно бы он сочувствовал ей, жалел.
— Энни, я понимаю, тебе нелегко все это…
Она застыла, заметив, что он отошел от кровати и хочет приблизиться к ней. Если он сейчас до нее дотронется… Холодок пробежал у нее по спине, и она быстро обернулась, разражаясь торопливой речью:
— Сюда нужно принести свежее белье и полотенца. У меня есть несколько льняных простыней подходящего размера. Они голландские, из приданого моей бабушки. Здесь ведь очень большая кровать.
— Очень, — согласился он, криво ухмыльнувшись. — Тут хватит места для нас обоих и еще для пары валиков.
— Для валиков? — Энн в недоумении посмотрела на него.
— Ну да. Ты кладешь их посередине постели, чтобы поделить пополам. Я слышал, что в свое время уважающие себя герои любовных романов не обходились без них, — сказал Рейт, расхохотавшись.
Энн в ответ слабо улыбнулась.
— Мы не смогли бы ими воспользоваться, даже если бы они у нас были, — вздохнула она. — Патрик увидит. — Голос ее внезапно надломился. — Я никогда не думала, что это будет вот так. Я всего лишь хотела спасти дом.
Рейт подошел к ней и обнял с внезапной нежностью.
— Я знаю. Ну ничего, поплачь, если хочешь. Тебе станет легче.
Ей было не до споров и протестов, вдобавок это был какой-то новый, незнакомый ей человек, ставший вдруг ближе и притягательней. И она сдалась. Так хорошо было неожиданно оказаться в чьих-то надежных объятиях, спрятаться на груди, почувствовать защиту, тепло и силу.
Только теперь она поняла, как одинока. Нет больше ни папы, ни дедушки, ни одного любящего, оберегающего ее человека, к которому можно прислониться в трудную минуту.
— Все должно было быть по-другому, вздохнула она.
— Я знаю, моя славная.
Как утешительно прозвучало это, как успокаивающе! Его голос действовал сейчас так же, как и объятия.
— Рейт, я так боюсь. Что нам делать? — прошептала она.
В ответ он только крепче прижал ее к себе. Наверно, и у него неспокойно на душе, подумала Энн. Иначе он бы так не подчеркивал опасность.
— Есть один способ навсегда избавиться от преследований Пата.
Энн встрепенулась и, оторвав голову от его плеча, заглянула ему в глаза, боясь поверить.
— Ты имеешь в виду — надо открыть всю правду? Признать, что мы пошли на обман? Нет, этого делать нельзя.
Она едва не упала, потому что Рейт вдруг резко отпустил ее, отступил на шаг и отвернулся. Когда он снова заговорил, его голос звучал уже резко, с неприятной, колючей отстраненностью.
— Конечно же, нельзя. Надо сделать так, чтобы признаваться было не в чем. Тогда все станет на свои места. Ты меня понимаешь?
Не дождавшись ответа, он холодно произнес:
— Ладно, Энни, мне пора в контору. Вернусь, как только освобожусь. К счастью, Пат будет слишком занят перевозкой своих конфиденциальных бумаг, чтобы охотиться за тобой в мое отсутствие.
Что произошло? Куда делись эта доверительность, это тепло, которые, казалось, возникли между ними всего несколько мгновений назад? Энн одиноко стояла, озадаченно ежась, как от холода. Куда все это исчезло?
Лучше бы спросить, откуда это взялось, устало подумала она, оставшись одна. И было ли что-либо вообще, или ей всего лишь почудилось? Конечно, и речи быть не могло о какой-то эмоциональной близости между ними — ничего похожего никогда не было — и все же так приятно осознавать, что своим объятием он искренне хотел согреть ее, утешить и приободрить, став ей ближе.
Рейт, который желает стать ей ближе? Вот уж полет воображения! Ясно, что он клянет день и час, когда был настолько глуп, что ввязался в эту историю.
Эх, ты-то хоть оцени наши старания, мысленно обратилась она к старому дому, нежно проводя рукой по дубовым панелям, когда выходила из комнаты.
— Приятно видеть постель, застеленную хорошим бельем, — удовлетворенно воскликнула миссис Диджен, отходя на шаг и любуясь на их с молодой хозяйкой работу. Сама деревянная кровать и вся прочая мебель в комнате, а также деревянные панели были отполированы, окна чисто вымыты, медные краны на огромной ванне и на раковине начищены до блеска. И, наконец, огромное ложе было застелено льняными простынями и одеялами и накрыто традиционным покрывалом с ручной вышивкой.
Из-за размеров кровати им пришлось застилать ее вместе, и хозяйка усмехнулась про себя на замечание миссис Диджен о том, что современная мебель сильно облегчает жизнь.
— Попробуй застели такую постель, — говорила экономка. — На ней целая семья разместится.