Витализм, проявившийся в концепции Бергсона, далек от его традиционных форм, приписывавших каждому индивиду собственное "жизненное начало" – источник внутреннего изменения и развития. Бергсон рассматривает жизненный порыв как начало жизни в целом, как первичный импульс, породивший бесконечное множество эволюционных линий, большинство из которых оказались тупиковыми. Жизнь, пишет Бергсон, образно передавая свою "исходную интуицию", можно сравнить не с ядром, пущенным из пушки, но с гранатой, внезапно разорвавшейся на части, которые, в свою очередь, также раскололись на части, и процесс этот продолжался в течение долгого времени. Жизнь шла путем не конвергенции и ассоциации, но дивергенции и диссоциации, причем прогресс происходил лишь на нескольких линиях, одна из которых и привела к человеку. На параллельных линиях возник животный и растительный мир.
Бергсон излагает свою эволюционную теорию в постоянной полемике с иными концепциями – дарвинизмом, неовитализмом, неоламаркизмом. Но, отвлекаясь от конкретных взглядов и их опровержений, на чем Бергсон сам подробно останавливается, можно выделить двух его основных противников: механицизм и телеологию. Борьба с первым для Бергсона, несомненно, имела принципиальное значение; начиная с ранних работ он неустанно критиковал механистическую психологию, представлявшую сознание как совокупность раздельных элементов и упускавшую из виду его целостность и развитие. Теперь пришел черед механицизма в трактовке явлений жизни, сводившего органическое к неорганическому и неспособного объяснить причину изменения и развития в органическом мире. Принцип целостности в трактовке живого был для Бергсона одним из непререкаемых теоретических постулатов. Каждое живое существо, считал он, неразложимо на части, ибо при попытке такого разложения теряется сама его специфика. В определенном смысле даже клетка может быть понята как особый организм (в этом утверждении, в частности, сказывается влияние на Бергсона известного немецкого биолога Р.Вирхова). С такой позиции Бергсон полемизирует в "Творческой эволюции" с эволюционными концепциями его времени, которые, на его взгляд, не проводили различия между живым и неживым, между системами искусственными и естественными. Принципы механицизма, пишет Бергсон, приложимы лишь к искусственным изолированным системам, которые наш рассудок вырезает в окружающем мире; но естественные системы, живые организмы, выделяемые из жизненного потока самой природой, ему неподвластны. К ним неприменимы понятия повторения, исчисляемости, тождества, единообразия; они представляют собой части органического целого, неразрывно связанные с самим целым и непрестанно изменяющиеся, длящиеся. Многие страницы ранних работ Бергсона были посвящены опровержению взгляда на сознание как набор рядоположенных состояний, лишь механически связанных между собой. И в мире как органической целостности, в потоке жизни только условно можно выделить отдельные вещи, устойчивые предметы. При этом, если в первом случае подобная операция заслоняет от нас подлинную суть сознания и вся психология строится на негодном основании, то во втором случае она ставит барьер нашему пониманию реальности.
Но и радикальную телеологию (типа лейбницевской) Бергсон не может принять. С его точки зрения, идея о том, что все в мире лишь осуществляет предначертанную программу, немногим лучше механицизма. По сути дела, пишет Бергсон, это тот же механицизм, только наоборот. Здесь тоже предполагается, что "все дано", и время оказывается бесполезным. Где же выход? Следуя методу, которого он придерживался и в ранних работах, и позже, Бергсон хочет найти некий третий вариант, способный преодолеть пороки первых двух. Ближе ему все же телеология, но не в традиционном ее виде. Вообще вышеописанные подходы, полагает он, – это лишь внешние точки зрения на эволюцию, выработанные интеллектом. На самом же деле, подобно тому как свободное действие человека "несоизмеримо с идеей" и представляет собой спонтанное выражение всего характера и всей предшествовавшей истории личности, а его результаты, как и вообще будущее человека, непредвидимы (о чем много было сказано в "Опыте о непосредственных данных сознания"), так и порыв жизни лишь ретроспективно может быть описан в терминах интеллекта. (Это – один из примеров упомянутого выше рассуждения "по аналогии".) Но почему же интеллект неспособен постичь жизнь и как иначе, чем с его помощью, можем мы судить об эволюции "как она есть на самом деле"?