— Я так и полагала.
Мисс Плимптон передала ему картину со смешанным чувством грусти и тревоги, сожалея, что приходится с ней расстаться, и опасаясь, как бы он ее не отверг. Она явно еще не оправилась от разочарования, постигшего ее в Челси. Она огляделась, и увиденное ничуть ее не ободрило. В комнате царил хаос. Отчетливо попахивало плесенью. Это место никак не могло тягаться с элегантной галереей Флитвуда. Несомненно, это звено пищевой цепи располагалось куда ниже.
Хоули распаковал картину и, чтобы рассмотреть ее получше, водрузил на буфет, что-то негромко бормоча себе под нос.
— Лидский замок, — сказала она с гордостью.
— Он ведь где-то в Кенте, да?
— Да. Я рассказывала вам, как мы туда ездили на шарабане?
— Подробно. — Он немного отошел от картины и мысленно что-то прикинул. — Она хороша, — наконец сказал он. — Надо признать, она очень хороша. Просто первый класс. Это, может, и не настоящий Рагби, но ничуть не хуже. Только такой знаток, как Виктор, мог разглядеть разницу.
— Значит, вы ее купите?
— Возможно. Зависит от цены. — Он повернулся к ней и спросил с нарочитой небрежностью: — На какую сумму вы рассчитываете?
— Я даже не знаю.
— Наверняка у вас есть какие-то соображения.
— Эдгар всегда говорил, что речь должна идти о четырех или даже пятизначной сумме. Но теперь… — Она беспомощно пожала плечами. — Я в полной растерянности.
— Двести пятьдесят фунтов, как вам такая мысль?
Мисс Плимптон ошеломленно отпрянула.
— И это все?
— Ну, пусть будет триста, хорошо?
— Я рассчитывала на то, что будет гораздо больше, мистер Хоули, — сказала она, вставая со стула. — Мы с Люсиндой вынуждены жить на пенсию и то немногое, что удавалось откладывать. Другого источника дохода у нас нет. Буду откровенна — это единственная причина, по которой мы продаем картину. Нам нужны деньги. Вот так, все просто.
— Триста пятьдесят, — предложил он.
— Люсинда будет в ужасе. А Эдгар в гробу перевернулся бы.
— Как и Мэттью Рагби, — возразил он, — если б узнал, что кто-то изготовляет его фальшивки. У художников это дело принципа. — Он достал бумажник. — Четыреста. И ни пенни больше.
— Тогда мы оба зря тратим время, — неожиданно твердо заявила она и подошла к буфету, чтобы забрать картину. — Простите, что побеспокоила вас, мистер Хоули. Думаю, я обращусь к кому-нибудь еще.
— Лучшей цены вам нигде не дадут. Уж поверьте на слово.
— Увидим.
— Большинство дилеров вообще не захотят связываться с фальшивкой.
— Перестаньте называть ее фальшивкой, — возмутилась она. — Это режет слух.
— Четыреста пятьдесят.
— Может быть, все же подниметесь повыше?
— Это и так уже чистая благотворительность! Четыреста пятьдесят или ничего.
Мисс Плимптон задумалась. Потом еле слышно промолвила:
— Она и вправду большего не стоит?
В ее глазах было столько отчаяния, что Хоули смягчился. Не забывал он и том, что Виктор Флитвуд говорил о реальной цене картины. Упусти он ее сейчас, не видать ему больше прибыльных комиссионных от Флитвуда. Кроме того, если клиентка отнесет картину к честному дилеру, тот может распознать истину, и тогда она заподозрит, что они с Флитвудом были в сговоре. Последствия могут быть пренеприятные. Торговец антиквариатом угодил в ловушку. Мисс Плимптон уже обвязывала картину ленточкой, когда он остановил ее, ухватив за запястье.
— Пятьсот фунтов, — выдохнул он. — А не хотите, как хотите.
Виктор Флитвуд был очень доволен тем, как все удачно сложилось. Запирая после работы галерею, он мысленно поздравил себя — дельце прошло как по нотам. Благодаря своему чутью и хватке он приобрел картину в десять раз дешевле, чем та реально стоит. Даже за вычетом комиссионных Тому Хоули, выгода изрядная. Впрочем, он пока не будет торопиться с продажей «Лидского замка». Картина Мэттью Рагби присоединится к его домашней коллекции, чтобы он, пусть и на время, мог ощутить себя ее полновластным владельцем.
Был час пик, и прошло немало времени, пока его такси, наконец, подъехало к «Антиквариату Хоули». Расплатившись с водителем, он заглянул в окно и увидел своего приятеля, который задумчиво пускал в потолок сигаретный дым, изучая недавнее приобретение. Флитвуд вошел в магазин.
— Итак, вы ее заполучили? — сказал он с довольной усмешкой.
— В итоге да, — ответил Хоули.
— Как это понимать?
— Старая перечница не хотела отдать ее меньше, чем за пять сотен.
— Пять? Я же вам сказал не подыматься выше четырех.