«Горит аул. Узуна гонят. Ночь холодная. Жмемся к костру. Пламя играет на рукоятках. Они сидят, поджавши ноги, и загадочно смотрят на красный крест на моем рукаве. Это замиренные, покорившиеся. Наши союзники. Шугаев пальцами и языком рассказывает, что я самый главный и важный доктор. Те кивают головами, на лицах почтение, в глазах блеск. Но ежели бы версты две подальше…»
Это первое известное нам произведение Булгакова о гражданской войне. Интонации будущего автора «Белой гвардии», «Дней Турбиных» и «Бега» сдержанны. Но оценка событий недвусмысленна.
Запискам недостает мастерства. Но есть в них зоркость и художественная честность и — особенно в «чеченских» главах — та непостижимая истинность (может быть, это и есть талант?), которая позволяет читать эти страницы на памятном поле, в виду белых домиков Чечен-аула, и ни одно слово не приходится пропускать. Нет здесь, оказывается, ни одного слова, которое прозвучало бы бестактностью или фальшью…
Владикавказ
«В начале 20-го года я бросил звание с отличием и писал». (Михаил Булгаков, «Автобиография», 1924.)
Среди записей П. С. Попова, сделанных со слов Булгакова в конце 20-х годов, такая: «Пережил душевный перелом 15 февраля 1920 года, когда навсегда бросил медицину и отдался литературе».
Булгаков дорожил датами своей литературной биографии, они были полны для него смысла, в черновых тетрадях романа «Мастер и Маргарита» часто проставлены месяц и число, когда создавалась пли переписывалась какая-нибудь глава, страница…
В начале 1920 года Михаил Булгаков во Владикавказе.
В феврале в городе промозглый туман и настороженная тишина. Последние недели перед окончательным разгромом белых на Северном Кавказе. Уже взят Первой Конной Ростов. Вот-вот в скованных морозами Сальских степях начнется общее и победное наступление через Маныч. Владикавказские газеты публикуют выразительные объявления о том, как по сходной цене можно выехать на юг, в Тифлис…
Мне известны только два факта литературной биографии Булгакова, датируемые февралем 1920 года.
6 или 7 февраля (по старому стилю) в местной газете он опубликовал прозаический фрагмент. Не известны ни заглавие, ни жанр этого фрагмента. Булгаков вырезал ножницами для ногтей три прямоугольных кусочка из газеты и год спустя послал их сестрам в Киев. Эти кусочки сохранились (ныне хранятся в отделе рукописей Библиотеки имени Ленина), текст их имеет отношение к будущему роману «Белая гвардия» и к будущей пьесе «Дни Турбиных».
Перестрелка на улицах города… Милый, родной, конечно же киевский дом… И Коля, тот самый Коля, который потом пройдет перед нами Николкой в романе «Белая гвардия» и выйдет к рампе в «Днях Турбиных» со своей гитарой, и даже песня его в этом отрывке та же, знакомая нам по «Белой гвардии» и по «Дням Турбиных»:
На обороте этих прямоугольных клочков газеты — рекламные объявления, по которым можно датировать номер и даже установить название газеты. Во Владикавказе выходило не так уж много газет. Судя по шрифтам и характеру объявлений, это «Кавказская газета». Но самый экземпляр «Кавказской газеты», несмотря на упорные розыски в библиотеках и архивах страны, мне найти не удалось.
Другой факт датируется 15 февраля (по старому стилю). В этот день во Владикавказе начала выходить «ежедневная, беспартийная, политическая», но главным образом литературная газета «Кавказ». Первая страница ее была украшена рядом звонких московских и петербургских имен. В числе сотрудников газеты назван Михаил Булгаков.
Неизвестно, успел ли Булгаков что-нибудь в этой газете опубликовать. Через две недели его свалил возвратный тиф. Он плавал в жестоком жару, чередовались недели беспамятства и просветлений, и несколько раз Татьяна Николаевна, боясь, что он до утра не доживет, бежала за врачом в ночь, замирая от ужаса перед каждой тенью, которая могла оказаться вооруженным человеком.
Булгаков не видел, как белые в панике оставляли Владикавказ, бросая пушки и броневики, как в притихший город без боя входили повстанческие отряды Гикало, Такоева и Мордовцева. Несколько дней власть во Владикавказе принадлежала Временному революционному комитету. Потом было торжественное вступление в город XI армии во главе с Орджоникидзе, Кировым и Василенко. Когда Булгаков поднялся, во Владикавказе была советская власть и весна — в полном разгаре.
Первые дни мира. Первые дни восстановленной после гражданской войны советской власти в Северной Осетии. Нет хлеба. Бандитизм. Крестьяне боятся выезжать на поля — вернешься без лошади. Да и вообще хорошо, если вернешься. Городское хозяйство Владикавказа запущено. Случаи холеры — каждый день.
По дорогам Осетии бредут дети — маленькие живые скелеты с натянутой на косточки кожей. Тысячи беспризорных сирот, которых не только нечем — не из чего накормить. Приходится облагать горожан «вещевой повинностью» (каждый служащий должен сдать тарелку — можно глубокую, можно мелкую — либо одну металлическую ложку). Детей надо учить — создавать первую в истории Осетии систему народного образования. И одновременно — сразу же — разворачивается наступление на неграмотность. И пропаганда классической мировой и русской культуры. И организация театра…
Владикавказскому ревкому очень нужны люди. Михаил Булгаков — на бледном после болезни лице его лихорадочной и веселой жаждой деятельности горят глаза — получает назначение в подотдел искусств. Заведующим литературной секцией. «Лито».
Был невероятно яркий, сухой и солнечный апрель. Булгаков неуверенно вышагивает с палочкой, голова после тифа обрита. Татьяна Николаевна, Тася, слева осторожно придерживает его за локоть… В автобиографических и гротескных, в иронических до вымысла, до фантастичности и вместе с тем беззащитно искренних «Записках на манжетах» (1922):
«Солнце! За колесами пролеток пыльные облака… В гулком здании входят, выходят… В комнате на четвертом этаже два шкафа с оторванными дверцами; колченогие столы… С креста снятый сидит в самом центре писатель и из хаоса лепит подотдел. Тео. Изо. Сизые актерские лица лезут на него. И денег требуют…» (Заведующим подотделом искусств — «завподиском» — стал писатель Юрий Слезкин.)
«После возвратного — мертвая зыбь. Пошатывает и тошнит. Но я заведую. Зав. Лито. Осваиваюсь.
— Завподиск. Наробраз. Литколлегия».
Жизнь налаживается. Голодная, неустроенная, пронзительно светлая. Во Владикавказе начинают выходить газеты — на русском языке и на осетинском. На здании городского театра натягивается красное полотнище: «Первый советский театр». 1 мая, через месяц после установления советской власти в городе, этот театр торжественно открыт — бесплатным спектаклем для рабочих и красноармейцев.
Новых пьес еще нет. Издающийся во Владикавказе «Театральный бюллетень» (№ 1 от 18 мая 1920 года) сетует: «Ни «Королевского брадобрея» Луначарского, ни «Стеньки Разина», ни других современных пьес найти в городе не удалось». Новые, советские пьесы для этого театра напишет Михаил Булгаков. А пока ставят в этот праздничный вечер «Зеленого попугая» австрийского драматурга Шницлера, действие пьесы происходит в Париже в день взятия Бастилии — 14 июля 1789 года. При открытии и закрытии вечера исполняется «Интернационал», крупно и дважды обозначенный в программе.
А вступительное слово произносит заведующий литературной секцией подотдела искусств, названный в программе кратко: «писатель т. Булгаков».
(Возможно, что-то знали о нем во Владикавказе такое, чего мы не знаем. Для нас «писатель Булгаков» все-таки начинается позже: и «Записки юного врача», и «Необыкновенные приключения доктора», и «Записки на манжетах» на страницах этой книги цитируются в редакциях и публикациях 1922–1923 и 1925–1926 годов, самое раннее дошедшее до нас в неприкосновенности его произведение — фельетон «Неделя просвещения» — написано в 1921 году, почти через год после того, как эта первомайская программка назвала «товарища Булгакова» писателем…)