Но еще большее место в воображении Булгакова занимал Мефистофель. Специалисты говорят, что главная героиня этой оперы — Маргарита, хотя опера называется «Фауст», что в некоторых странах, в Германии, например, она даже шла под названием «Маргарита». Для Булгакова главным героем этой оперы был Мефистофель.
Послушаем, как звучит фрагмент из оперы в «Театральном романе» (в повесть «Тайному другу» он тоже включен). Отчаявшийся Максудов, собираясь застрелиться (тут, надо думать, аналогия с Фаустом, приготовившим себе яд), лежит на полу возле керосинки с украденным револьвером в руке, когда в звучании доносящейся откуда-то из-под пола оперы «Фауст» к нему является — в виде оперного Мефистофеля — московский редактор Рудольфи:
«Я приложил дуло к виску, неверным пальцем нашарил собачку. В это же время снизу послышались очень знакомые мне звуки, сипло заиграл оркестр, и тенор в граммофоне запел:
«Батюшки! «Фауст»! — подумал я. — Ну, уж это, действительно, вовремя. Однако подожду выхода Мефистофеля. В последний раз. Больше никогда не услышу».
Оркестр то пропадал под полом, то появлялся, но тенор кричал все громче:
«Сейчас, сейчас, — думал я, — но как быстро он поет…»
Тенор крикнул отчаянно, затем грохнул оркестр.
Дрожащий палец лег на собачку, и в это мгновение грохот оглушил меня, сердце куда-то провалилось, мне показалось, что пламя вылетело из керосинки в потолок, я уронил револьвер.
Тут грохот повторился. Снизу донесся тяжкий басовый голос:
— Вот и я!
Я повернулся к двери.
…Дверь распахнулась, и я окоченел на полу от ужаса. Это был он, вне всяких сомнений. В сумраке в высоте надо мною оказалось лицо с властным носом и разметанными бровями. Тени играли, и мне померещилось, что под квадратным подбородком торчит острие черной бороды. Берет был заломлен лихо на ухо. Пера, правда, не было.
Короче говоря, передо мною стоял Мефистофель».
В этом отрывке Фауст ни разу не назван по имени. Оперный Фауст для Булгакова не Фауст, а тенор, который даже не поет, а кричит.
И в «Записках юного врача» звучит фраза из арии Фауста — в рассказе «Полотенце с петухом», именно в том месте рассказа, где молодой врач впервые видит свою будущую больницу: «Я содрогнулся, оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию — двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул. И тут же мутно мелькнула в голове вместо латинских слов сладкая фраза, которую спел в ошалевших от качки и холода мозгах полный тенор с голубыми ляжками: «…Привет тебе… при-ют свя-щенный…»
И имени Фауста — тоже нет.
Образ доктора Фауста — для Булгакова очень важный образ — связан для него с трагедией Гёте, а никак не с оперой Гуно. Фауст Гуно для Булгакова — тенор, оперная партия, не больше. Мефистофель — совсем другое дело. Думаю, если бы это было во власти Булгакова, он бы оперу Гуно назвал «Мефистофель».
Отмечу, что такое восприятие оперы Гуно принадлежит не только Булгакову. Так ее воспринимал и другой большой художник — Федор Шаляпин. В своей автобиографической книге «Маска и душа» Шаляпин рассказал, как пятнадцатилетним подростком впервые в жизни услышал и увидел оперу «Фауст». В ней была «благороднейшая любовь» Фауста, была «наивная и чистая» любовь Зибеля. Но потрясением для юного Шаляпина было не это. Его поразил Мефистофель, роль, которая потом стала его страстью, его успехом и неудовлетворенностью, которую он пел, по его словам, «сорок лет подряд во всех театрах мира».
В пору детства и юности Булгакова Шаляпин в Киеве пел не раз, и непременно — в каждый свой приезд — в «Фаусте». Слушал ли Булгаков Шаляпина — Мефистофеля? Известно, что добывать билеты на шаляпинские спектакли было невероятно трудно. Ночные очереди у театральных касс, бешеные цены у барышников. Но известно и то, что в дни гастролей Шаляпина Киевский оперный театр становился резиновым: в три яруса были заполнены ложи, битком — студенческая галерка, за кулисами толпились артисты и рабочие сцены, причем и тех и других оказывалось гораздо больше, чем числилось на службе в театре. На спектакли все-таки попадали, и, конечно, не только по бешеным ценам барышников.
Думаю, из пятидесяти посещений Михаилом Булгаковым, гимназистом и студентом, оперных спектаклей «Фауста» по крайней мере одно, а может быть, и два или несколько пришлось на гастроли Ф. И. Шаляпина. И след этого в романе «Мастер и Маргарита» есть.
Процитирую воспоминания художника М. В. Нестерова:
«Шаляпин чаще и чаще стал бывать в Киеве… Вскоре состоялся бенефис артиста. Я был на нем. Шел «Фауст»… Шаляпин был исключительно прекрасен. Никогда не забуду сцены, когда Мефистофель является на площади перед церковью, куда вошла Маргарита. Это появление, истинно трагическое, проведено было так ново, так неожиданно, гениально. Мефистофель, одетый в черное, в черный, дивно облегающий гибкую фигуру плащ на оранжевой, огненной подкладке…»[119]
В романе «Мастер и Маргарита» буфетчику из Варьете Воланд виден так: «Черный маг раскинулся на каком-то необъятном диване… Как показалось буфетчику, на артисте было только черное белье и черные же востроносые туфли».
Мефистофель, «одетый в черное»… Шаляпинское черное трико, позволяющее плащу «дивно облегать» гибкую фигуру. Шаляпинские «востроносые», одного цвета с чулками, туфли. И главное — плащ Шаляпина: «Буфетчик не знал, куда девать глаза… Вся большая и полутемная передняя была загромождена необычными предметами и одеянием. Так, на спинку стула наброшен был траурный плащ, подбитый огненной материей…»
Правда, со временем шаляпинский грим, костюм, шаляпинская трактовка образа сами становились в какой-то мере традицией. Булгаков слушал всех, кто пел эту партию в Киеве в 900-е и 910-е годы, и знаменитого Льва Сибирякова, чей портрет и автограф хранил, — артиста петербургского (Мариинского) оперного театра, много певшего в Киеве; и любимца киевской публики Платона Цесевича, обладателя могучего и красивого баса; в 20-е и 30-е годы «Фауст» шел и в Москве и в Ленинграде, и всех замечательных исполнителей роли Мефистофеля Булгаков слушал…
Есть и другие реминисценции оперы «Фауст» в романе «Мастер и Маргарита». (Ну хотя бы эта: «Без страха пей, в ней яда уж нет!» — с этими словами оперный Мефистофель протягивает Фаусту чашу, в которую только что налит яд. В романе «Мастер и Маргарита» Воланд «быстро приблизился к Маргарите», поднес ей чашу, в которой алая кровь, «и повелительно сказал:
— Пей!
У Маргариты закружилась голова, ее шатнуло, но чаша оказалась уже у ее губ, и чьи-то голоса, а чьи — она не разобрала, шепнули в оба уха:
— Не бойтесь, королева… Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья».)
Но связь романа, и прежде всего фигуры Воланда в нем, с трагедией Гёте «Фауст» еще очевидней. Булгаков не скрывает, Булгаков подчеркивает ее.
Едва не вспыхивает в тексте самое имя Мефистофель. «Вы — немец?» — спрашивает Иван Бездомный, впервые столкнувшись с загадочным иностранцем. «Я-то?.. — после некоторого раздумья отвечает Воланд. — Да, пожалуй, немец…» Как не вспомнить: «Затем, что Мефистофель был родом немец…» — в стихотворении Лермонтова «Пир Асмодея».
Дважды упоминается в романе Брокен — тот самый Брокен в горах Гарца, на который Мефистофель водил Фауста в Вальпургиеву ночь.
При первом появлении на страницах романа у Воланда изображение пуделя в руке: черный набалдашник в виде головы пуделя украшает его трость. Правда, атрибуты дьявола изменчивы и зыбки, и вот уже «в лунном, всегда обманчивом, свете» Ивану Бездомному кажется, что под мышкою у «таинственного консультанта» не трость, а шпага. Но символический пудель возникнет снова — «тяжелым в овальной раме изображением черного пуделя на тяжелой цепи», которое повесят Маргарите на грудь как знак ее королевского достоинства на великом балу у Сатаны; изображением золотого пуделя на подушке, которую кладут ей под ногу… Символ-память, надо думать, о том пуделе, в виде которого приходит к Фаусту Мефистофель у Гёте…