А вот ещё помню случай, когда я, поругавшись пару раз с издательством по поводу слабой редактуры, «нарвался» – в полном смысле слова. Они нашли одну даму, которая, по их словам, редактировала Стругацких, и «напустили» на меня. Более нелепого и придирчивого взгляда я не видел в жизни. У меня сложилось впечатление, что половину своих исправлений она внесла, будучи в не совсем трезвом состоянии.
В общем, я снял всю её правку. Целиком. И примирился с тем, что если у меня и будет когда-то по-настоящему сильный редактор, который станет моим другом и, так сказать, соучастником, то очень не скоро. Поэтому я рекомендую тебе не верить «маститым» стилистам. И не стесняясь драться за каждую редакторскую правку.
А при этом держать глаза и уши пошире и выслеживать, прямо охотиться за настоящим редактором, который мог бы тебе помочь. И заниматься этим почти так же тщательно, как выбирать издательство. А может быть, ещё тщательнее. В конце концов, издатель отвечает за себя, а за твой текст, испорченный кем-то, отвечать придётся тебе, причём персонально, своим именем, поставленным на обложке.
Про то, как книга находит своего читателя, тоже можно рассуждать часами. Но в целом вполне «справедливым» остаётся анекдот середины прошлого века о том, как ретивый провинциальный книготорговец выложил книжки Александра Дюма на все полки, и когда этот уже весьма известный литератор, которого специально завели в эту лавку, в растерянности спросил, где же все остальные авторы, с радостью идиота отчеканил: «Остальные – проданы». Что при этом испытал Дюма-отец, наверное, может понять только литератор.
В самом деле, двойственность положения, когда хочется, чтобы книжки и улетали, и присутствовали на магазинных полках, порождает массу коллизий. Но все они не очень крупные, я бы не стал на них «фиксироваться», если бы не понимание того, что продажи в наше время определяют очень многое – и отношение издателя к твоему опусу, и коммерческое отношение к возможным будущим опусам, и твоё самоуважение. Как ни странно, в некоторых издающих «командах» все ещё бытует мнение, что продаваемость книги обеспечивает обложка. Но не везде. И это очень хорошее доказательство того, как быстро, если не сказать, «реактивно» развивается наше книгопроизводство. Ещё пяток лет это мнение было господствующим. Года три назад в этом уже можно было сомневаться, потому что иные книги из самого «мёртвого висака» имели весьма достойный вид. А «творения» вообще уродливые с книгодизайнерской или «живописной» точки зрения продавались довольно неплохо.
И лишь проведённые в конце прошлого года опросы пресловутым «КнигОбозом» окончательно опровергли этот книготорговый «штамп». Только три процента (3% – подчёркиваю!) покупателей действительно рассматривают обложку как главный фактор, влияющий на решение купить книгу. И при этом лишь чуть менее половины покупателей признались, что покупают текст, именно текст, а не картинку. Это важно, потому что позволяет нам, литераторам, спорить с издателем, когда он слишком уж небрежничает в отношении нашего текста.
Но всё-таки я хотел бы сказать, что истина тут не очень стабильна, даже не совсем «компромиссна», она раздвоена. Книга – объект двузначный, товарно-художественный, поэтому я очень хотел бы, чтобы к моим текстам были выбраны ещё и значащие, создающие ёмкий, законченный образ обложки. К сожалению, так бывает не всегда. И я не одинок в этом, в любом случае, мягко вынужден признаться – не слишком оригинален.
Ещё важно заметить, что продажи, как признают многие торговцы, в принципе можно стимулировать. Тут хорошо помогает реклама, раскрутка на ТВ, поддержка автора или издательской серии средствами магазинной рекламы, но все это стоит недёшево. И деньги по этой статье расхода могут найтись только у крупного издателя или оптовика. А в подлинной раскрутке, как ни странно, заинтересованы только относительно мелкие торговцы. Возникающую дилемму у нас в принципе пока не решили, хотя не у одного меня есть предчувствия, что скоро могут и решить. Даже со мной, не самым известным литератором, уже заводили разговор о рекламной поездке по провинциальным городам, причём требуемую сумму пресловутые дилеры собирались найти простой русской складчиной.
Есть интерес к книжным раскруткам и у рекламных агентов, хотя успешными заказчиками выступила всего пара издательств, остальные или проиграли в этой попытке, или пока не рассматривали такого варианта вовсе.
В общем, мой тебе совет – пиши прилично и жди. Не в Америке живём ещё, вот там, в самом деле, без рекламы – ни шагу. А у нас хороший текст сам рекламирует своего автора, тут, к счастью, кое-что ещё зависит от наших голов.
Конечно, изрядное значение для продаваемости имеют и всякие прочие мелочи. Например, время года, когда выходит книга. Также весьма существенно, где она выходит. «Удостоят» ли её переплётом или она будет одета лишь в обложку. На какой рынок она выходит – центральный или узкий провинциальный, сериальная это книга или несерийная. Как много книг на подобную тему уже было издано, насколько успешно работают в избранном тобой жанре другие авторы…
Но это – целая наука. Чтобы более-менее растолковать все эти «задники», боюсь, пришлось бы написать ещё не одну книгу.
Главное, держи ушки на макушке, старайся думать самостоятельно и следи за всем, что происходит не только с тобой, но и с твоими друзьями-коллегами. Это многому научит. И гораздо лучше, чем я.
ЧАСТЬ VII. ПИСАТЕЛЬСКИЙ ПРОФЕССИОНАЛИЗМ.
Как и предыдущая, эта глава необязательна для тех, кто не видит для себя литературу более явственно, чем это необходимо для упражнений с психикой, для достижения чисто прикладных, а не прямых литературных результатов.
Но без неё, как и без предыдущей, книга была бы неполна, как неполон, скажем, был бы «Фигаро» без последнего акта, под тем предлогом, например, что там, дескать, трудные партии для голоса. Я не думаю, что это было бы правильно и в плане чисто методологическом – текст стал бы слишком выдающимся примером цепочки размышлений, не доведённых до конца.
Должен признаться, если бы я писал чистый учебник креативного письма, я бы как раз с этой главы и начал, попытался бы в целом определить, что такое литературное ремесло, какого оно цвета, вкуса, запаха, каково на ощупь, какие сюрпризы преподносит родственникам литератора и прочее. Боюсь, что тогда книга никогда не была бы закончена, поскольку я так попробовал бы испугать читателя, что, не исключено, испугался бы сам и бросил её писать, как Гофман, говорят, бросил какую-то из своих повестей – слишком стало страшно. А впрочем, не только он. Кроме того, эту часть необходимо написать, по-видимому, чтобы ребята, у которых что-то стало вырисовываться в плане предложенного мной психологического метода, знали, где поставить точку. Где прекратить эти упражнения, не доводя дело до чрезмерных нагрузок, бессонницы, неврозов и прочего, что сопутствует профессиональной литературе даже у самых крепких и выносливых.
Глава 21. Несколько мифов о писательстве
Надо признать, что о писательстве, как ни о какой другой профессии, кроме, кажется, актёрства и службы в полиции, сложена куча легенд и мифов. Не скажу, что все они далеки от реальности, зерно истины в некоторых из них есть… Вот фиксации некоторых мифов и поиску этого зерна, а также трезвому сравнению обоих искомых величин я и посвящаю эту главу.
Надо сказать, что я приложу все усилия, чтобы не злорадствовать по поводу своей работёнки, по поводу своих друзей и вообще всего, в чём вынужден барахтаться последние годы. В конце концов, у меня есть богоданная свобода воли, а значит… Впрочем, об этом ниже.
Кажется, ни один другой миф, даже легенда об Атлантиде, не является в головах нормальных людей такой яркой и в то же время такой далёкой от истины, как легенда о вдохновении. И дело не в том, что его не существует. Скорее всего, оно, как и многие прочие радости нашего бытия, каким-то образом всегда оказывается в прошлом, по крайней мере, так подсказывает память, опыт, да и результаты работы.