Современной отечественной художественной литературе эти ребята откровенно предпочитают Роберта Музиля, Гюнтера Грасса, Жозе Сарамаго, Габриэля Гарсиа Маркеса, Нормана Мейлера, Алена Роб-Грийе, Хорхе Семпруна, Лючию д’Эрамо, Лоренса Даррела. Не то чтобы они совсем не читают современных российских писателей. Читают, но – с усмешкой и откровенным пренебрежением.
Это хорошо видно из теоретической работы «Методы радикального реализма» Дмитрия Черного – единственного, кроме Цветкова, кто сподобился на развернутое теоретизирование: «Авангард остался в прошлом, а неоавангард и постмодернизм, по сути занимающиеся примирением авангарда с классикой – сглаживанием его углов путем абсурдизации и высмеивания приема как такового, – являются симптомами не прогресса и развития, а регресса и стагнации. <…> Постмодернизм оказался живуч и покладист: вслед за юродивым затворником Приговым, эпатажно профанирующим преимущественно понятия автора и стиля, появился деловитый попсовик Пелевин, коммерчески успешно занимающийся профанацией литературно-исторических образов и целых мировоззренческих концепций – он использует при этом вполне традиционный суховатый язык русского романа конца XX века. Чем не союз регрессосообразных целей с новейшими технологиями – земного притяжения классики и компьютерной шизофрении постмодернизма? <…> Авторы-современники, считающие, что они не относятся к постмодернизму, а находятся вне его, наивно ошибаются: они лишь реализуют часть постмодернистского сценария, обнаруживая себя агентами давно почивших стилей – классики, символизма, акмеизма. Повторяю: приготовить любой гоголь-моголь из упомянутой мертвечины – не есть способ нарушить течение. Сегодняшний классицизм-пушкинизм, развращенный постмодернизмом – и есть мейнстрим: полуматерные ямбы, застёбанные и приблатненные высокие штили (вроде Веры Павловой)…
Отчаянным букетом архаических стилей развернулось современное искусство перед своим восприимником. Остановка исторического времени повлекла за собой остановку развития искусства. <…> торможение эволюции искусства (как диссидентского, так и официального) произошло задолго до контрреволюции ‘91–93: то, что сегодня читатель получает как «запрещенное», давно уже утратило свой пафос, оскучилось. Пелевин – это злободневная фантастика, которая, выполнив политический заказ, не сможет конкурировать даже с самыми скромными образцами «официальной» советской литературы (язык и способ устройства не нов, эстетика – газетна). То, что ныне представляется новизной в искусстве, есть всего лишь выбор, знакомство с незнакомым. Литературные направления напоминают сегодня контрреволюционные банды, состоящие из разновременного архаического сброда. Но есть нечто общее у этой банды – все участники современного литературного процесса, особенно те, кто не прочь рефлекснуть о своем стиле, одинаково ненавидят реализм. Политические творцы мифов, «демифологизаторы» тоже боятся реализма как огня. «Борьба с реальностью» – так назвала типичная современная литераторша Витухновская свое творчество. Новое поколение политиков зачитывается Пелевиным – это симптоматично и на руку революции. Естественно, что регрессирующее общество не заинтересовано видеть во всех реалистических подробностях процесс своего падения в прошлое – оно склонно фантазировать и смаковать деликатесы из прошлого, скрещивая суровые образы настоящего с переосмысленными эпизодами истории, и именно так видоизмененно видеть себя со стороны. Пытаясь доказать, что реализм утратил актуальность в новом обществе, политические и искусственные верхи диагностируют свою собственную мифичность. Но: эстетика, способная не на (подобную контрреволюционной) замену мифа мифом, а на отмену мифа как такового – есть эстетика реализма, причем реализма радикального. <…>
Постмодерн – это стиль устройства сегодняшней действительности и суть современного мировидения: формирования потребностей, спроса, мечты… Пусть цветут все цветы, пусть одно загнивает от другого» (Д. Чёрный. Поэма-инструкция бойцам революции, сти и другие поэмины + Манифет и Методы радикального реализма. М., 2001, стр. 126, 128–129, 131).
Д. Черный прямо, в теоретической форме, утверждает то, что другие, как не теоретики, а поэты и певцы, говорят посредством художественного текста: нам навязывают уход от реальности, нам навязывают «виртуальную реальность» – значит, мы должны обратиться к реальности подлинной. Группа «Навь» так и поет: