— Они меня заставляет делать по утрам зарядку, — пожаловалась Ивакова, накрывая на стол.
— Заставляю? Всего лишь следую поэтическим заветам Маяковского: «Лет до ста расти нам без старости!» Разрешите и на вас поглядеть, Константин Петрович... Молодцом! Главное, избегайте сладостей, поменьше мучного...
И тут же, как только сели за стол, начал потчевать Веденина домашней сдобой:
— Прошу. В порядке исключения. Не будем обижать хозяйку.
Сразу после чая увлек Веденина к себе в кабинет,
— Ну, а теперь поговорим как мужчина с мужчиной. Что можете сказать об этом негодяе?.. Подразумеваю Гитлера. Криминальнейшая личность!
Международные дела были коньком Геннадия Васильевича. Каждое утро, перед тем как отправиться в институт, он прочитывал газеты, сопровождая чтение громогласными комментариями.
— Вы имеете в виду всеобщую воинскую повинность в Германии?
— Именно!.. Сначала поджог рейхстага, инсценировка судебного процесса над Димитровым, террор... А теперь вооружаются... сколачивают армию... Что скажете по этому поводу?
— Вы правы, Геннадий Васильевич. Атмосфера накаляется...
— Хотите сказать — усиливается военная опасность? Именно так! Но если они посмеют направить оружие против нас...
Иваков грозно приподнял брови, предостерегающе вытянул руку:
— Если посмеют... Мы, русские, никогда ни перед кем в долгу не оставались... И не останемся. Слово даю!
Кабинет занимал небольшую комнату. Стены сплошь были заставлены книжными полками. Иваков едва умещался в своем кабинете. Голос его гудел, сотрясая чертежи, разложенные на столе.
— Учтите, Константин Петрович, — советским людям свойственна особая гордость. Читали высказывание летчика Молокова? Орел, Герой Советского Союза! Превосходно сказал: «Летать всех выше, всех дальше, всех быстрее!» А ведь это относится не только к авиации. Это формула нашего строя. Мы не только должны, не только хотим — мы обладаем возможностями, каких никто, никогда не имел!.. Разве наши пятилетки тому не доказательство?
И остановился перед Ведениным:
— А вот вы, живописцы... Чувствуете ли, чего ждут от вас? Или все еще натюрморты, нейтральные пейзажики?
— Ошибаетесь, Геннадий Васильевич. Художники тоже стремятся...
— Стремятся? — сердито фыркнул Иваков. — Попрошу конкретнее! В области искусства я, разумеется, профан. Однако, посещая выставки, не могу не заметить... Некоторым живописцам я бы задал в упор вопрос: разрешите узнать, каков ваш вклад — подчеркиваю, реальный вклад — в борьбу нашего народа?.. В чем, так сказать, ваш персональный вклад?
— Персональный вклад?.. Правильно, Геннадий Васильевич. Если это чувство — чувство высокой, постоянной ответственности...
— Личной ответственности, — вставил Иваков.
— Согласен. Если это чувство станет достоянием каждого...
— Вот-вот! Я и студентам это втолковываю. И еще строже с них спрашиваю. Нашлись такие худосочные — пробовали возражать: дескать, свирепствует Иваков, превышает экзаменационные требования. Ну, а я в партийный комитет. Ничего не значит, что сам беспартийный. По-партийному желаю ставить вопрос... И, кстати, встретил полное понимание!
До позднего часа продолжался разговор. Иваков спешил высказать свое суждение по множеству вопросов: клеймил двуличие Лиги Наций и рассказывал о грандиозном плане реконструкции Москвы, обсуждал выступления советских делегатов на конгрессе защиты культуры, начавшем свою работу в Париже, говорил о новых рекордах советских летчиков, эпроновцев, авиамоделистов...
— Недаром прошлый, тридцать четвертый год называют годом рекордов. А вот вам новые рекорды!.. Как же назовем мы этот год?
Ночной, затихшей Москвой возвращались Веденин и Нина Павловна в гостиницу. Снова шли через Красную площадь. Теперь она была пустынной. Лишь иногда с торопливым шорохом проносились машины. Над куполом кремлевского дворца пламенел и струился красный флаг...
— Геннадий совсем тебя заговорил? — спросила Нина Павловна.
— Напротив. Живая, широкая душа!
И вдруг усмехнулся:
— А знаешь ли, Нина, что такое Освод?
— Нет, Костя. Это что такое?
— Весьма полезная организация. Общество содействия спасению на водах.
Нина Павловна удивленно посмотрела на мужа. Он казался оживленным, но это не могло обмануть Нину Павловну. Она заметила, как подергивается левая бровь.
— Ты чем-то недоволен?
— Недоволен? Нисколько!
Зоя крепко спала, уткнувшись лицом в подушку. Вскоре Нина Павловна потушила свет.
— Спокойной ночи, Костя.
— Спокойной ночи.