Георгиевский перевел взгляд на Векслера и почувствовал острый, сладостный прилив злорадства. Он понял, что пришел наконец момент, когда можно отплатить за все издевки, за все пренебрежение, за попранное самолюбие...
— Ах, милый Петя! Ах, какой же ты!.. Я ли тебя не предостерегал?.. Впрочем, можешь не тревожиться! Обещаю никому не говорить! Только ты уж впредь слушайся меня!
А Настенька (ей давно хотелось посмотреть на холст), воспользовавшись тем, что на нее не обращают внимания, тоже тихонько подошла к мольберту.
— Ой, дяденька!.. Разве это я? Какая же это я?..
...В сумерки, впервые за многие дни, Векслер решил выйти из своего затворничества. Он хотел уйти незаметно и уже добрался до дверей, когда позади послышался голос Настеньки:
— А завтра, дяденька, снова к вам приходить?
— Не знаю, — ответил Векслер.
Он, точно слепой, натыкался на двери и никак не мог отворить французский замок. Настенька подошла, помогла ему.
— Дождик идет. Куда же вы, дяденька?
— Не знаю, — повторил Векслер.
— А вернетесь поздно? На крюк не запирать?
— Не знаю, — в третий раз ответил Векслер.
Человек, который приходит на вокзал лишь для проводов, — даже он, попадая в предотъездную торопливость, невольно начинает чувствовать себя соучастником предстоящего путешествия. Что же должен испытывать тот, кто и провожает и сам отправляется в дальний путь?..
Именно в таком состоянии находился Веденин. В этот день он уезжал вместе с Александрой и в этот же день провожал Ольгу. Поезда стояли у соседних платформ. Поезд Веденина уходил через сорок минут после поезда Ольги.
Накануне утром она и не подозревала, что поедет. Но в обеденный перерыв ее и двух стахановцев из других цехов вызвал директор завода.
— Поздравляю, товарищи. Только что звонили из Смольного. Вы включены в состав ленинградской делегации, отправляющейся завтра в Москву на Всесоюзное совещание стахановцев. Прошу готовиться к отъезду. Документы получите к концу дня.
Весть об этом долетела до механического цеха даже раньше, чем Ольга вернулась от директора. Начались напутствия. Ольге вменяли в обязанность и побывать на крупнейших предприятиях столицы, и посмотреть новые мосты через Москву-реку, и убедиться, верно ли, что за несколько часов передвигают с места на место целые дома (реконструкция Москвы была в разгаре, газеты помещали снимки преображенных улиц и площадей).
— Не забудь прокатиться в метро, — напомнила Тася Зверева. — Говорят, что ни станция — красота!
— И в Третьяковской галерее постарайся побывать, — сказал Семен. — Увидишь картину Константина Петровича.
— Прежде всего я пойду на Красную площадь, — ответила Ольга. — Какая же я счастливая! Послезавтра увижу и Красную площадь и Кремль!
Этот разговор происходил под вечер, после работы. Ольга укладывала чемодан, а Семен собирался к Веденину.
— Константин Петрович тоже завтра уезжает. Только ему куда дальше — до самого Крутоярска.
— До Крутоярска? И картину с собой везет? — спросила Ольга. — Выходит, я завтра дважды уезжаю — и в Москву и в Крутоярск!.. Не забудь, Сеня, привет передать. Сама бы заехала, да столько дел!
С этого Семен и начал, придя к Веденину. Но тот спросил:
— В котором часу отбывает Оля?.. Если так, постараюсь проводить.
И вот вокзал. Первые, легкие снежинки порхают над вечерним перроном. Состав уже подан. Объявлена посадка. Предотъездная торопливость нарастает с каждой минутой. Особенно шумно и весело у вагонов в голове поезда. В этих вагонах едут ленинградские стахановцы. И хотя им предстоит всего одна дорожная ночь — очень много собралось провожающих. Тут и руководители предприятий, и представители общественности, и родственники, и друзья...
Боясь пропустить Веденина, Ольга отошла в сторону от толпы, запрудившей перрон. И тут же удивленно воскликнула:
— Папа! Павел!
— Здравствуй, невестка, — сказал, подходя, отец. — Вот и мы на проводы пожаловали.
— Откуда же узнали?
— Откуда?.. Не такая уж государственная тайна. И нам, от Сестрорецкого завода, есть кого провожать!
Появился Гаврилов. Ольга познакомила стариков, а Семену сказала:
— Поискал бы Константина Петровича. А мы пока что здесь будем стоять.
Семен отправился на розыски, старики завязали разговор (каждый спешил похвалиться стахановскими успехами на своем предприятии), а Павел взял Ольгу под руку: