Итак, Введенский, судя по всему, не был удовлетворен учением в академии и не желал принять сан, тем более для него тягостный, что, как пишет А. П. Милюков, "из-под тяжелого гнета тогдашней духовной школы... он вынес взгляд, далеко не согласный с принятыми верованиями" (Э 478, с. 73). Между тем, по словам хорошо осведомленного Е. Г. Благосветлова, решение расстаться с академией им окончательно принято не было. Оно пришло "сверху": в середине января 1838 г. Введенский, бывший одним из самых одаренных и прилежных учеников, был отчислен из академии. "Застигнутый врасплох непредвиденным событием, - пишет Благосветлов, - лишенный всяких средств к существованию, Введенский сильно заболел и около шести месяцев пролежал на госпитальной койке" (Э 370, с. 186).
Что же произошло? Что заставило администрацию исключить талантливого, подававшего большие надежды студента? Благосветлов об этом не говорит. Зато А. А. Фет, познакомившийся с Введенским как раз в это время, рекомендует его как "чуть ли не исключенного за непохвальное поведение из Троицкой духовной академии" (Э 490, с. 130). Но Фет - пристрастный и неприязненный свидетель. Его отвращение к бывшему товарищу породило не только полные желчного негодования страницы "Ранних годов моей жизни", относящиеся к Введенскому, но и крайне несимпатичного литературного персонажа: Иринарха Ивановича Богоявленского, циничного "душеведа", забавляющегося чужими слабостями и бедами {См.: Фет А. А. Семейство Гольц//Рус. вестник. 1870. Э 9. С. 280-321.}.
Вероятно, не желая предпочесть ни ту, ни другую версию ухода Введенского из академии, составитель биографической статьи о нем в энциклопедии Брокгауза и Эфрона осторожно сообщает, что в 1838 г. Введенский был уволен по болезни. Как бы то ни было, исключение в конце концов обернулось для Введенского благом. Оправившись от болезни, он поступил учителем в пансион М. П. Погодина {М.П. Погодин (1800-1875) - историк, писатель, профессор Московского университета.}, где и поселился. Таким образом, узкие "выгоды" семинарского образования заменились неопределенными, но более широкими возможностями светской карьеры.
Одновременно Введенский поступает на словесный факультет Московского университета. Впрочем, ни ученье в Университете, слишком поздно начатое и потому почти бесполезное, ни преподавание у Погодина Введенского не удовлетворяли. Вспоминая о своем пребывании в пансионе, он сетует на отсутствие свободного времени: "От раннего утра до позднего вечера я не принадлежал самому себе и редкий день мог употребить на собственную свою работу" (Э 370, с. 186). В противоположность ученикам Погодина, сохранившим о нем благодарную память (см. воспоминания Ф. И. Буслаева (Э 483), А. А. Фета), учитель Введенский своего коллегу и "хозяина" не любил. Яркое тому свидетельство - характеристика Погодина в очерке Благосветлова. Так как Благосветлов много общался с Введенским и пишет отчасти "с его голоса", то фельетонную хлесткость, с которою обрисован "известный славянофил, профессор, г. П.", можно считать столько же принадлежащей Введенскому, сколько Благосветлову. В пансионе Введенский пробыл недолго: в начале 1840 г., бросив Университет, он отправляется в Петербург. Что послужило причиной столь решительных действий, неясно. А. А. Фет, бывший очевидцем этих событий, как и в случае с академией, выставляет причиной ухода из пансиона неблаговидные поступки Введенского, но Фет, как мы видели на примере переводов Введенского "из Диккенса и Теккерея", свидетель ненадежный. Рассказ же Благосветлова, с виду подробный и обстоятельный, в сущности темен и противоречив.
Петербург, в котором Введенский живет поначалу "бездомным", делается, для него прочным пристанищем {В начальную пору своей петербургской жизни Введенский посетил Белинского. Памятью об этой, впрочем, чисто деловой встрече осталось письмо Введенского, отправленное Белинскому в 1847 г. Для характеристики Введенского это письмо довольно примечательно, поэтому приводим его полностью: "Милостивый Государь Виссарион Григорьевич! Раз по приезде из Москвы, явился к Вам бесприютный студент с просьбой о Вашем содействии. Студент давно перестал быть студентом, но до сих пор не позаботился возвратить долга. Это называется неблагодарностью, для которой нет извинений. Он и не извиняется, а припоминает только пословицу: mieux tard que jamais. (лучше поздно, чем никогда (фр.)). С глубоким почтением честь имею быть Иринарх Введенский (В. Г. Белинский и его корреспонденты. Гос. б-ка СССР им. Ленина. Отд. рукописей. М., 1948. С. 40).}. Здесь он снова поступает в Университет и в два года оканчивает его, выйдя с правом кандидата по философскому факультету. Еще раньше (с 1840 г.) начинается счастливое для Введенского сотрудничество с "Библиотекой для чтения". По словам Благосветлова, "за 1842 год большая часть критических статей "Библиотеки для чтения" принадлежит прекрасному перу Введенского" (Э 370, с. 187).
В 1842 г. Введенский получает место преподавателя русского языка и словесности в Дворянском полку. Хотя именно здесь предстояло раскрыться педагогическому таланту Введенского, преподавание поначалу показалось ему "пыткой". Даже через два года после начала службы Введенский не может с этой "пыткой" примириться. "...Промучившись 20 лет в учебных заведениях, убив в них всю свою жизнь, я получил в награду ненавистное право играть роль шарлатана в военно-учебных заведениях, где имею честь преподавать риторику, логику, эстетику, психологию, то есть целую стаю химерических наук, выдуманных для подавления мысли" (Э 470, с. 254), - пишет он Сенковскому. Мелькают и такие нешуточные настроения: "Не далее, как через три года, считая с 1844, я уничтожу себя" (Э 470, с. 257).