Вам бы жить еще сто лет!"
"Жить сто лет?! - взревел Епископ.
Да в уме ли все вы тут!
Тысячу прожили люди,
а божественный Канут
Должен жить гораздо дольше,
чем все смертные живут!
Жил Адам, жил Каин, жили
Енох и Мафусаил {4}
Девять сотен лет. Молюсь я,
чтоб Король их пережил!"
"Так и будет, - вставил Канцлер,
у него достанет сил".
"Вообще, - изрек Епископ,
Королю надгробный груз
Не грозит: не для бессмертных
тот communis omnibus {*}!
{* участь всех смертных (лат.).}
Утверждать иное, Канцлер,
есть безбожье, я клянусь!
Врач в искусстве врачеванья
не идет в сравненье с Ним.
Даже мерзкую проказу
Он развеет, словно дым;
Даже мертвого разбудит
прикасанием своим.
Ведь заставил вождь Израилев
солнце на небе светить
И луну стоять на месте,
чтоб врагов своих разбить {5}.
И Король наш, без сомненья,
может то же повторить!"
"Ты уверен, мой Епископ,
враз Король воспрянул вдруг,
Что смогу остановить я
в поднебесье солнца круг,
И луну, и это море,
что всегда шумит вокруг?
Что отступят эти волны
по желанью Короля?"
"Здесь, - склонил главу Епископ,
Ваши море и земля..."
Встал Канут и крикнул: "Волны,
вам повелеваю Я!
Океан, раб непокорный,
стоя здесь, у бездн морских,
Повелитель твой желает,
чтобы ты, бунтарь, утих!
Прекрати свое дыханье!
Отступи от ног моих!"
Но в ответ ему зловеще
заревел тогда прибой,
И могучая стихия,
издавая страшный вой,
Короля и всех придворных
прочь отбросила волной.
И Канут корону сбросил,
больше не чинил вреда,
Чтил Того, Кому подвластны
небо, суша и вода.
И в тот час, когда погасла
в небесах его звезда
Умер он. Но Паразиты
на земле живут всегда.
Пер. А. Васильчикова
КОРОЛЬ КАНУТ
Духом смутен, вышел к морю погулять король Канут.
Много лет он бился, дрался, резал, грабил мирный люд,
А сейчас воспоминанья короля, как псы, грызут.
Справа от него епископ, слева канцлер, прям и горд,
Сзади пэры, камергеры, шествует за лордом лорд,
Адъютанты, капелланы, и пажи, и весь эскорт.
То тревогу, то веселье отражают их черты:
Чуть король гримасу скорчит - все кривят проворно рты,
Улыбнется - и от смеху надрывают животы.
На челе Канута нынче мрачных дум лежит печать:
Внемля песням менестрелей, соизволил он скучать,
На вопросы королевы крикнул строго: "Замолчать!"
Шепчет канцлер: "Государь мой, не таись от верных слуг:
Что владыке повредило - бок бараний иль индюк?"
"Чушь! - звучит ответ гневливый. - Не в желудке мой недуг.
Разве ты не видишь, дурень, в сердце мне недуг проник.
Ты подумай только, сколько дел у нас, земных владык! Я устал".
"Скорее кресло!" - крикнул кто-то в тот же миг.
Два лакея здоровенных побежали во весь дух.
Принесли большое кресло, и Канут, сказавши "Ух!",
Томно сел - а кресло было мягко, как лебяжий пух.
Говорит король: "Бесстрашно на врагов я шел войной,
Одолел их всех - так кто же может вровень стать со мной?"
И вельможи вторят: "Кто же может вровень стать с тобой?"
"Только прок ли в славе бранной, если стар и болен я,
Если сыновья Канута, словно стая воронья,
Ждут Канутовой кончины, нетерпенья не тая?
В грудь вонзилось угрызенье, мне его не превозмочь,
Безобразные виденья пляшут вкруг меня всю ночь,
Дьявольское наважденье и заря не гонит прочь.
Лижет пламя божьи храмы, дым пожаров небо скрыл,
Вдовы плачут, девы стонут, дети бродят средь могил..."
"Слишком совестлив владыка! - тут епископ возгласил.
Для чего дела былые из забвенья вызывать?
Тот, кто щедр к святейшей церкви, может мирно почивать:
Все грехи ему прощает наша благостная мать.
Милостью твоей, монахи без забот проводят дни;
Небу и тебе возносят славословия они.
Ты и смерть? Вот, право, ересь! Мысль бесовскую гони!"
"Нет! - Канут в ответ. - Я чую - близок мой последний час".
"Что ты, что ты! - И слезинку царедворцы жмут из глаз.
Ты могуч, как дуб. С полвека проживешь еще меж нас".
Но, воздевши длань, епископ испускает грозный рев:
"Как с полвека? Видно, канцлер, ум твой нынче нездоров:
Люди сто веков живали - жить Кануту сто веков.
Девять сотен насчитали Енох, Лемах, Каинан,
Так неужто же владыке меньший срок судьбою дан?"
"Больший, больший! - мямлит канцлер, в страхе горбя гордый стан.
"Умереть - ему? - Епископ мечет пламя из очей,
От тебя не ждал я, канцлер, столь кощунственных речей:
Хоть и omnibus communis, он - избранник средь людей.
Дар чудесный исцеленья небом дан ему в удел:
Прокаженного лишь тронет - тот уже и чист, и цел.
Он и мертвых воскрешал бы, если б только захотел!
Иудейский вождь однажды солнца бег остановил,
И, пока врагов разил он, месяц неподвижен был:
Повторить такое чудо у Канута хватит сил".
"Значит, солнце подчинится моему приказу "стой!"?
Вопросил Канут. - И властен я над бледною луной?
Значит, должен, усмирившись, мне покорствовать прибой!
Так или нет? Признать готов ли власть мою морской простор?"
"Все твое, - твердит епископ, - суша, море, звездный хор".
И кричит Канут: "Ни с места! - в бездну вод вперяя взор.
Коль моя стопа монаршья попирала этот брег,
Для тебя, прибой, священен и запретен он навек.
Прекрати же, раб мятежный, свой кощунственный набег!"
Но ревет осатанело океан, валы бегут,
С диким воем брег песчаный приступом они берут.
Отступает свита, канцлер, и епископ, и Канут.
С той поры речам холопским положил Канут конец.
И в ларец бесценный запер он монарший свой венец,
Ибо люди все ничтожны, а велик один творец.
Нет давным-давно Канута, но бессмертен раб и льстец.
Пер. Э. Линецкой
МОЯ НОРА (1842)
Одна в тени густых ветвей
В бостонских дебрях много дней...
Забыть не в силах я о ней.
Родная Нора!
Слеза туманит ясный взор,
Украшен жемчугом убор,
И шлет нежнейший мне укор
Голубка Нора.
А я? Где я? Моя любовь,
К терпенью сердце приготовь:
Сидишь в тени, а я ведь вновь...
Стою я, Нора!
Здесь баронет и коронет,
Роз и свечей слепящий свет;
Английской знати лучший цвет...
Взгляни же, Нора!
Здесь родовитости парад.
Идут... танцуют... говорят...
На твой весьма похож тот взгляд,
Мой ангел, Нора!
Помедлила... взглянула вдаль...