Данный сборник не только напоминает о том, что чем сильнее что-либо меняется, тем отчетливее оно остается неизменным; также он позволяет утверждать, что классические миры Греции и Рима предлагают нам уникальный инструмент оценки войн любой эпохи. Древние историки и наблюдатели были эмпириками. Они писали о том, чему сами были свидетелями, не беспокоясь о том, как воспримет их слова общественное мнение, – или о том, что их наблюдения могут противоречить преобладающим теориям и интеллектуальным тенденциям. Подобную искренность мысли и ясность выражения нечасто можно встретить в военных обсуждениях наших дней.
Мы многое знаем о войне в древнем мире. Греческие и римские авторы, создавшие историю как научную дисциплину, в значительной мере толковали ее как изучение войн, что явствует из произведений Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия и Тита Ливия. И хотя большая часть древней истории ныне забыта, сохранилось достаточно сведений, чтобы довольно полно описать тысячелетие боев в греческом и римском мирах. В самом деле, мы знаем гораздо больше о битвах при Делии (424 г. до н. э.) и Адрианополе (378 г.), чем о сражениях при Пуатье (732 г.) или Эшдауне (871 г.). Опыт Греции и Рима также составляет общее наследие современной Европы и США; следовательно, он никак не соотносится впрямую с древними воинскими традициями Африки, Америки и Азии. В этом смысле западные проблемы XIX и XX столетий – объединение, гражданские войны, экспансия и колонизация, государственное строительство и борьба с мятежниками – имеют хорошо задокументированные прецеденты в греческой и римской истории.
Данный сборник анализирует древнейшие образцы нашего наследия, одновременно формулируя вопросы по самым свежим манифестациям войны на Западе. Греки первыми предположили, что человеческая природа неизменна, и, как полагал историк Фукидид, что их история будет значимой для последующих поколений, даже для нашего постмодернистского общества в новом тысячелетии.
Статьи
Авторам сборника было предложено выбрать темы, близкие их научным интересам, а не подгонять материалы под тематический шаблон. В целом, однако, читатели обнаружат в каждой статье краткое введение, характеризующее конкретный исторический ландшафт и обозначающее основных персонажей, а далее следует анализ жизни и деятельности соответствующего «творца» – государственного деятеля, полководца, теоретика или стратега, вкупе с оценкой его успехов или неудач. Затем рассматривается актуальность данной стратегии для последующих войн, в особенности для конфликтов нашего времени.
Статьи расположены в хронологическом порядке, от греко-персидских войн начала V века (490, 480–479 гг. до н. э.) до последних попыток отстоять рубежи Римской империи (ок. 450–500 гг.). Нужно отметить, что этот период в целом был периодом империй. Завоевание чужих территорий, с последующим установлением политического контроля над завоеванными землями, как правило, сопровождалось риторическими самооправданиями. Уже в первом очерке, касаясь темы империй и самооправдания, Том Холланд описывает первое крупное столкновение цивилизаций, первый конфликт между Востоком и Западом – попытку персов в начале V века до нашей эры покорить греческие города-государства, включить их в состав своей империи, что раскинулась в Передней Азии и поглядывала через Эгейское море на Европу. Имперская власть, как показывает Холланд, создает собственную мифологию завоеваний, собственные мораль, необходимость и неизбежность. Эти мифы ничуть не менее важны для военного планирования, нежели численность войск и материальные ресурсы. «Имперский вызов», полагает Холланд, присущ человечеству изначально и вовсе не является культурно приобретаемым. Имперская пропаганда отнюдь не проникла позднее в западную ДНК исключительно благодаря расцвету Афинской империи или экспансии Рима в Средиземноморье. Нет, империализм со всеми его противоречиями присутствовал в мире в незапамятные времена, когда греческие школьники узнавали об имперских амбициях их будущих хозяев и наставников – персов.
Поражение Персидской империи в начале V века до нашей эры привело к рождению Афинской империи. Сегодня мы полагаем, что «империя» – термин сугубо отрицательный. Мы ассоциируем этот термин с принуждением, с эксплуатацией XIX столетия, и считаем империю неустойчивой политической конструкцией. Но, как показывает Дональд Каган во второй статье сборника, отдельные индивиды – тут он сосредоточивается на тридцатилетнем господстве Перикла в афинской политике и на рассуждениях современника Перикла, историка Фукидида, об его уникальности, – отдельные индивиды порой опровергают правила. Империи, особенно афинского типа, ни в коем случае не обречены на провал, если умеренные и трезвомыслящие лидеры, наподобие Перикла, понимают их функции и назначение. За несколько десятилетий власти Перикла Афины успешно защищали греческие города-государства от персидских атак. Перикл стремился обеспечить мир, сопротивлялся имперской мании величия, содействовал экономическому развитию, внедряя в Элладе унифицированную и комплексную афинскую систему торговли. Успех Перикла и крах тех, кто ему наследовал, своевременно напоминают, что до тех пор, пока имперские власти способны преследовать разделяемые обществом интересы, они непобедимы. Но стоит им сосредоточиться на самовосхвалении, империя неизбежно гибнет. Физические средства защиты, то есть крепостные укрепления, помогали Афинской империи сохранять военное превосходство до тех пор, пока их не снесли. Мы думаем, что в эпоху сложных коммуникаций и воздушных ударов старомодные укрепления превратились в реликвии прошлого, а их военная ценность вообще весьма сомнительна. Но все чаще в наши дни наблюдается возрождение укреплений, зачастую дополненных электронными системами контроля, – на Ближнем Востоке, в Ираке, а также вдоль границы США с Мексикой. Современные стены и форты нередко служат последним оплотом обороны – в тех случаях, когда врагу удается преодолеть более изощренную защиту. Дэвид Берки в третьей статье прослеживает эволюцию афинских крепостных стен, от начальных укреплений вокруг центра города до Длинных стен от Афин до порта Пирей, длиной 6,5 км (IV в.), и до попытки защитить сельскую Аттику сетью приграничных крепостей. Эти строительные проекты отражают различные афинские экономические, политические и военные программы на протяжении более 100 лет. Тем не менее, как показывает Берки, общим для них было условие, которое хранило Афины от врагов и обеспечивало дополнительную поддержку и империи, и демократии. Государственные деятели, политики и технологии преходящи, зато укрепления в известной степени видятся неизменными и олицетворяют вековой цикл оборонительной стратегии.