Преемственность, принудительная демократизация и однополярность пост-иракского мира мнятся сегодня следствием современной американской политики – либо явлениями, по самой своей природе пагубно сказывающимися на судьбах стран и людей, им причастных. На самом деле эти идеи были в употреблении с начала западной цивилизации и оказались достаточно эффективными (впрочем, примеров обратного тоже достаточно). В четвертой главе я подробно анализирую весьма скудно описанное упреждающее вторжение в Пелопоннес фиванской армии под командованием Эпаминонда (370–369 гг. до н. э.); этого человека сами древние греки признавали лучшим среди своих лидеров, а как полководец он разительно отличался от Александра или Юлия Цезаря. К моменту своей смерти в 362 году Эпаминонд сумел кардинально ослабить спартанскую олигархию и сделал город-государство Фивы новым центром притяжения для всей Эллады. Он основывал новые крепости, освободил десятки тысяч мессенских илотов и изменил политическую культуру Греции, содействуя распространению демократического правления в городах-государствах. Как и почему он этого добился, каковы были его успехи и неудачи, – обо всем этом повествует моя статья, а главный вывод из нее таков: происходящее на современном Ближнем Востоке никак нельзя назвать уникальным. Афганистан и Ирак не первые и не последние страны, где мессианский идеализм сочетается с военной силой под видом глобальной заботы о национальной безопасности и реализации долгосрочных интересов.
Великие полководцы в древности часто становились крупными общественными деятелями, неумолимо изменявшими широкий политический ландшафт, как до, так и после военных операций. Об Александре Македонском написано, пожалуй, больше, чем о любом другом представителе классической античности. Ян Уортингтон в пятой главе рассматривает идею Азиатской империи и трудности управления завоеванными персидскими землями с учетом сокращения македонского человеческого ресурса. Он рискует предполагать, что вводящая в заблуждение легкость первых военных побед над ослабленными неприятельскими силами постепенно сменяется борьбой с аморфным (и более упрямым) сопротивлением, очаги которого тлеют по всей империи. Даже военные гении узнают на собственном опыте нехитрую истину: мало завоевать и покорить, гораздо сложнее утвердиться и умиротворить территории, которыми завладел мечом. Александр обнаружил, что необходима культурная аннексия, чтобы завоевать сердца и умы оккупированной Персии. И приступил к исполнению этой задачи, но, будучи истым поборником эллинизма, Александр столкнулся с противодействием своим попыткам насадить культуру, которую он считал высокой и к которой надеялся приобщить покоренные народы; в итоге вполне прагматические усилия македонского царя оказались напрасными.