— Значит, подходит? Останавливаемся на этом?
— Подходит.
…И вот то, что целых четыре года собиралось по крупице — прибор ли это, маленький станочек, — все снимается с устоявшегося места, складывается в ящики. Бывшие военные радиотелеграфисты, а теперь вакуумщики, монтажники, электрики укладывают свои скудные пожитки. Тверская станция будет вновь заниматься только приемом сообщений. Она опять становится тем же, чем и была вначале, чем и быть бы ей всегда, если б не появился на ней беспокойный, пытливый, ищущий человек — Михаил Александрович Бонч-Бруевич.
Маленький паровозик вытащил три вагона на внутренние пути ткацкой фабрики; рабочие ее — многие часто расспрашивали о радиотехнике — помогли погрузиться. Вагоны перегнали на станцию; прицепили к эшелону. Прощай, Тверь! С маленького выпрошенного насоса, с утильного вольфрама, с оборудования под кроватью, со взятой в долг замазки, с молчаливого сочувствия солдат их благородию господину поручику, который тоже от начальства терпит, началось все. А теперь — вагоны с имуществом; множество народа, а впереди большое здание, где хватит места и для лабораторий, и для производственных помещений. Людей будет много, оборудования много, и масштаб работы — все больше и больше, потому что дело, которое он начал в одиночестве четыре года назад, важное и нужное, его поддерживает глава государства Владимир Ильич Ленин.
«Приветствуем славного работника…»
Не прошло и месяца со времени переезда в Нижний Новгород, а Аким Максимович Николаев уже навестил лабораторию. Здесь царил хаос перестройки, Подвал был весь в ямах — под основание электродвигателей; на первом этаже грудились станки деревообделочной и механической мастерских. Лучше было в лабораториях второго этажа; там разместилось оборудование, вывезенное из Твери. Но и оно сильно пострадало в дороге.
— Зимой еще тяжелее будет, — сказал Бонч-Бруевич, увидев расстроенное лицо Николаева. — Вряд ли отопление успеем наладить.
— Еще раз могу повторить: любая поддержка вам обеспечена. Владимир Ильич часто спрашивает меня о вашей работе. Всякая мелочь, связанная с вами, его интересует… Это, естественно, накладывает на вас очень большие обязательства.
— Мы знаем. И к седьмому ноября первую партию ламп постараемся сделать.
Для того чтобы быстро выполнить задание, одной практической работы было мало: требовалось призвать на помощь теорию. Но откуда теория, когда лампы только-только создавались. Тем не менее и в этой области Бонч-Бруевич обладал немалым опытом. Он изучил теорию на французских лампах, которые начали поступать в большом количестве в Россию еще во время мировой войны. Инструкций и пояснений к новой аппаратуре не было; солдаты, привыкшие иметь дело с простенькими кристаллическими детекторами, пугались одного вида хрупких стекляшек. Сведения о процессах, происходящих в лампах, содержались в толстых университетских учебниках физики. Смешно было бы говорить о том, чтобы армейские связисты могли пользоваться этими учебниками. Вот тогда-то Бонч-Бруевич по заказу Главного военно-технического управления и написал брошюру: «Применение катодных реле в радиотелеграфном приеме». В этой первой в России книге об электронных лампах просто и доступно рассказывалось о сложнейших процессах, происходящих в лампе. В течение нескольких лет книга была единственным пособием для радиоспециалистов.
Михаил Александрович вновь вернулся к теории. Когда все основные закономерности работы ламп были установлены, ясной сделалась и технология. К 7 ноября 1918 года первая партия отечественных радиоламп ПР-1 — «Пустотное реле первого типа» — была готова. Обещание, данное Подбельскому, Бонч-Бруевич выполнил. Лампы увезли в Москву. Через несколько дней Бонч-Бруевичу вручили телеграмму, С волнением он сорвал ленту: кто знает, что может содержать телеграмма в такое тревожное время. «Приветствуем славного работника Бонч-Бруевича. Поздравляем радиолабораторию первой работой» — так откликнулись радиоспециалисты Москвы.
Пока что метры
Когда сегодня мы слышим из приемника голос диктора, нам кажется, что так было всегда, что история радиотехники началась с передачи человеческой речи. Эта иллюзия вызвана кажущейся простотой, с которой можно услышать голос: поворот рычажка — и все. Путь к этой простоте был долог и труден. Первые несколько десятилетий радисты могли передавать и принимать только короткие телеграфные сигналы по азбуке Морзе. Новое средство связи так и называлось — радиотелеграф. Чтоб передавать и принимать человеческий голос, нужно было создать радиотелефон. Этой проблемой занимались во всех технически развитых странах мира. Думал о ней и Бонч-Бруевич.