Листов распаковал привезенную из Нижнего аппаратуру, подключил к антенне. Прошло всего лишь минут десять с момента их приезда, но вот уже дверь радиостанции открылась и вошел Владимир Ильич Ленин. «Насколько же велик его интерес к нашим работам, — подумал Листов, — если он оставляет все дела, которых у него должно быть великое множество, и срочно прибывает сюда, чтоб самому присутствовать при первом опыте междугородной радиотелефонной передачи!»
Листов включил телефон приемника, и все услышали голос Бонч-Бруевича, произносящий отчетливо: «Раз, два, три, четыре». Ни одно слово из того, что произносилось за сотни километров отсюда, не осталось неразобранным. Слышимость была отличная.
Воодушевление овладело всеми, уезжать не хотелось. Осмотрели внимательно все станционное хозяйство. Уехали, когда было уже очень поздно. Листова подвезли на машине к дому, где тот должен был остановиться.
— Передайте Бонч-Бруевичу, — сказал Ленин на прощание, — что работа его очень нужна. При малейших затруднениях пусть обращается прямо ко мне.
Полная поддержка
Трудностей у Бонч-Бруевича хватало. Об одной из них он и написал Ленину. Через два дня Бонч-Бруевич получил ответное письмо, которое хранил, как величайшую ценность, до конца жизни.
«5/11 1920 г.
Михаил Александрович!
Тов. Николаев передал мне Ваше письмо и рассказал суть дела. Я навел справки у Дзержинского и тотчас же отправил обе просимые Вами телеграммы.
Пользуюсь случаем, чтобы выразить Вам глубокую благодарность и сочувствие по поводу большой работы радиоизобретений, которую Вы делаете. Газета без бумаги и «без расстояний», которую Вы создаете, будет великим делом. Всяческое и всемерное содействие обещаю Вам оказывать этой и подобным работам. С лучшими пожеланиями.
В. Ульянов (Ленин)»
Бонч-Бруевич прекрасно понимал: помощь, поддержка основана на вере в то, что он может выполнить порученное задание. А оно уже приняло форму правительственного постановления. 17 марта 1920 года Владимир Ильич подписал «Декрет о строительстве Центральной радиотелефонной станции».
«1) Поручить Нижегородской радиолаборатории Наркомпочтеля изготовить в самом срочном порядке не позднее двух с половиной месяцев Центральную радиотелефонную станцию с радиусом действия 2000 верст.
2) Местом установки назначить Москву и к подготовительным работам приступить немедленно».
— Две тысячи верст, — говорил Бонч-Бруевич Лебединскому, — расстояние огромное. Вы в курсе всех заграничных работ, там есть что-нибудь подобное?
— Отрывочные и редкие сообщения о передаче через Атлантический океан есть, — отвечал Лебединский, — но, в общем, вряд ли там ушли далеко вперед по сравнению с нами, несмотря на нашу разруху. Если б было иначе, мы бы принимали передачи, слышали голоса или музыку. Но эфир пуст.
— Пожалуй, начнем его заполнять…
Летом 1920 года два раза в неделю, днем и вечером, Нижний Новгород начал передавать в эфир человеческий голос. Все радиолюбители, услышавшие его, должны были немедленно извещать об этом радиолабораторию.
Тысячи километров
И вот снова Хорошевское шоссе. Но теперь уже передатчик, который по нему везут, в легковой машине не разместишь. Это самый мощный аппарат из всех, что собирал Бонч-Бруевич. По шоссе катит грузовик. Сегодня должен состояться первый опыт сверхдальней международной радиотелефонной связи. Москва будет разговаривать с Берлином. Наш представитель на немецком переговорном пункте. Вот уже 6 часов — время, назначенное для приема, а ничего еще нет. Неужели что-то сорвалось? Он ловит насмешливые взгляды немцев, нервничает. А в это время в Москве спешно составляют текст передачи. И вдруг на берлинской станции в наушниках раздается ясное и четкое: «Алло, алло! Говорит московская радиотелефонная станция». И диктор переходит на немецкий язык. Рекорд дальности радиотелефонного сообщения установлен!
Разговор с Берлином услышали многие. Телеграфировал Ташкент: «Слушали московский радиотелефон. Результат разговора; голос ясен, громок, даже бьет в мембрану телефона, но по случаю сильных грозовых разрядов принять весь разговор не удалось». Из Иркутска сообщали, что человеческую речь в приемнике объяснили сперва влиянием работы городского телефона, однако, услышав слова: «Опыт Нижегородской радиолаборатории показал…», поняли, кто и откуда передает. А на далекой северной станции один радист, услышав голос в наушниках, выскочил из домика и побежал куда глаза глядят. Он решил, что сошел с ума.