В ответ на это Анан встал на колени и, сняв с головы капюшон, обнажил свою шею. Его примеру робко последовали остальные двести уполномоченных.
Пилат оказался в затруднительном положении. Таких твердолобых фанатиков он не встречал никогда прежде. Не говоря не слова, он развернулся и, перейдя через главную городскую площадь, вернулся обратно в преторий, чтобы посовещаться с Лонгином, который, как считал прокуратор, лучше разбирался в иудейских делах. Однако, переступив порог претория, он был встречен Клавдией, которую кто-то успел известить о событиях в театре.
- Что ты делаешь, Гай? - воскликнула она. - Если ты убьешь этих людей, воины, оставшиеся в Иерусалиме, будут перебиты хозяевами домов, в которых они разместились. После этого иудеи, захватив оружие убитых легионеров и надев их доспехи, двинутся на Цезарею, а защищать ее будет некому, кроме оставленной здесь единственной когорты. Если даже сирийский наместник успеет оказать нам помощь двумя своими легионами, то тебя все равно отзовут в Рим и будут судить за потерю целого легиона. А помогать тебе он не так уж и будет торопиться. Помнишь, сразу, как мы приехали, я говорила тебе, что нам необходимо съездить в Вифинию, чтобы засвидетельствовать ему наше почтение. Все-таки ты считаешься его подчиненным. Прошло уже несколько месяцев, как ты в Палестине, а ты даже не повидался с ним. Теперь, когда ты попросишь о помощи, он будет оказывать ее не со скоростью ветлуги, а со скоростью торгового корабля.
Понтий Пилат действительно не спешил посещать императорского легата в Сирии. В бытность свою центурионом ему приходилось сталкиваться с ним по службе. Бывший военным трибуном в их легионе, нынешний наместник, когда легион оказался в окружении, дезертировал и затем попал в плен к Арминию. Тем не менее, выкупленный своими богатыми родственниками, он, как ни в чем не бывало, продолжал делать карьеру и даже успел побывать консулом-суффектом. Поэтому прокуратор до самого последнего откладывал встречу с наместником, боясь, не удержавшись, напомнить ему события, произошедшие семнадцать лет назад в Тевтобургском лесу.
Должностное положение Пилата, как прокуратора Иудеи было в какой-то мере двусмысленным. С одной стороны, он действительно находился в непосредственном подчинении сирийскому легату, с другой - на него возлагалась функция надзора за деятельностью этого самого легата, чтобы предупреждать возможные мятежи управителя провинции и докладывать о его злоупотреблениях. В силу этого Пилат не был обязан являться на поклон к Сатурнину. Однако прокураторы, бывшие на этой должности до него, предпочитали заводить с легатами дружеские отношения, чтобы, в случае тех самых злоупотреблений, о которых один был обязан доносить в Рим на другого, одна берущая рука мыла другую.
Однако, представив себе такое развитие событий и, в который раз, подивившись мудрости своей супруги, Понтий Пилат вернулся обратно в театр. Переменив тон своего голоса, он торжественно произнес:
- Будучи восхищен проявленным вами мужеством, считаю своим долгом торжественно объявить, что вы с честью выдержали устроенное мной испытание. Отныне никто без вашего на то согласия не будет вносить в ваш город никаких изображений. Я отправляю с вами моего ликтора, который доставит легату мой письменный приказ вернуть все регалии в наши летние лагеря.
В этот же день прокуратор направил Сеяну очередное письмо, в котором живописно изложил, как иудейские старейшины, пять дней и ночей стоя на коленях, умоляли его забрать из Иерусалима знамена, и он, растроганный их слезами, и, убедившись в том, что иудеи не выказывают никаких признаков неповиновения, вынужден был им уступить, чтобы не допустить смерти несчастных послов от голода и жажды.
Окончательно же отношения прокуратора с фарисеями испортились после того, как Понтий Пилат вопреки мнению фарисеев начал строительство водопровода.
Когда проект акведука был окончательно разработан, а материалы на его строительство уже были куплены, в Иерусалиме начались волнения. Несколько десятков фарисеев явились к Каиафе и потребовали от него поговорить с прокуратором. Однако последний, сославшись на то, что действия игемона напрямую не противоречат писанию, рекомендовал им обратится к своему тестю бывшему первосвященнику Анану. Но и Анан тоже не стал их слушать. Поскольку по плану Пилата водопровод должен был заканчиваться вблизи его собственного подворья, бывший первосвященник, как оказалось, не имел ничего против строительства этого сооружения. Тогда ходатаи решили самостоятельно в частном порядке прийти к судилищу, где на месте, называемом по-гречески Лифостротон, а по-арамейски Гаввафа, как обычно это бывало по дням Венеры, непосредственно предшествующим иудейской субботе, разбирая жалобы и доносы населения, сидел прокуратор, одетый в пурпурную всадническую трабею.
Но предупрежденный Пилат принял превентивные меры. Незадолго до рассвета, в четвертую стражу прокуратор вызвал к себе Лонгина и приказал ему:
- Поднимай свою кентурию и кентурию Марка Крысобоя. Пусть воины наденут гражданскую одежду. Оружие с собой не брать, взять только плетки да дубинки, так, чтобы под плащами их не было видно. Сбор на рассвете, у Ефраимовых ворот. Как только фарисеи подойдут к судилищу, выдвигай солдат поближе к преторию так, чтобы они незаметно окружили фарисеев со всех сторон. Если они будут пытаться бунтовать или просто не пожелают разойтись, когда я им это прикажу, бейте их дубинками и плетками, но так, чтобы при этом никого не убили.
В назначенный час переодетые воины незаметно сосредоточились с внутренней стороны стены Верхнего Города между преторием и дворцом Хасмонеев. Вскоре подошли и фарисеи, о намерениях которых Пилат заранее знал от своих лазутчиков, оставшихся ему в наследство от Валерия Грата.
- Игемон, нельзя в нашем городе строить водопровод, - начал старший из группы фарисеев, которого остальные называли "хавер Шимон", то есть товарищ Симон.
- Почему же? Вы не хотите пить чистую воду?
- Дело не в воде. Наши законы запрещают нам иметь водопровод.
- Но ведь у вас уже есть водопровод, построенный при Езекии.
- Езекия был иудеем, а этот водопровод будут строить римляне.
- Значит, в вашей Торе сказано, что римляне не могут строить водопровод?
- Нет. Но мы не имеем права просить воды у иноверцев.
- Но римляне и не обязаны набирать вам воду в ваши кувшины. Будете подходить, подставлять свой кувшин и набирать воду сами.
- Ты нас не понял, игемон. Мы не можем брать воду, которую нам дает водопровод, построенный вашими легионерами.
- Хорошо, если вам не нравится водопровод, то никто не заставляет вас им пользоваться. Можете и дальше пить воду из своих вонючих колодцев. Но вы в городе живете не одни. Почему греки или, скажем, арабы не имеют права пить чистую воду сами и поить ею своих животных?
- Так, значит, нечистые верблюды этих грязных арабов будут пить воду из одного с нами источника?
- А ваши животные более чистые?
- Ты опять нас не понял, игемон. Согласно Писанию, животные изначально делятся на чистых и нечистых, а все, что прикоснулось к нечистому, само становится нечистым. К числу нечистых животных относится и верблюд.
- Тогда скажи, Симон, из чего сделана твоя одежда?
- Из ткани, разумеется.
- А ткань из чего?
- Из хлопка.
- А хлопок-то привезен арабами на их нечистых животных.
- Да, надо рассказать людям, что нельзя покупать хлопок, привезенный на верблюдах. Но водопровод мы строить все равно не дадим. Мы не сойдем с этого места, пока ты не прикажешь остановить строительство.
- Ну, это мы еще посмотрим, - сказал Пилат и дал знак своим солдатам начать вытеснение.
Как только первые удары дубинок посыпались на товарищей, в их толпе началась паника. Думая, что сейчас их всех перебьют, они бросились покидать площадь. Однако, несмотря на приказание Пилата, без убитых все же не обошлось - ногами убегавших фарисеев был затоптан товарищ Симон.
После этого случая в римский сенат была направлена жалоба на жестокость прокуратора. В жалобе этой было, кроме всего прочего, сказано, что Понтий Пилат использовал на строительство водопровода сокровища якобы вскрытого им священного клада Корбан. И кто знает, как бы закончилось это дело, если бы жалоба не попала в руки Сеяна.