Но это было пять лет назад. А теперь местом заседаний Синедриона был дом Анана. Стал он им после того, как три года назад прокуратор запретил собираться в Зале Тесаных Камней. Все вопросы решались здесь - в доме бывшего первосвященника, авторитет которого мог соперничать лишь с авторитетом главы фарисеев Гамалиэла, который в Синедрионе занимал первое место. Круг вопросов, выносимых на обсуждение Синедриона был очень широк. Мудрецы разбирали вопросы о том, можно ли мочиться и испражняться с крыши дома, чтобы не нарушить запрет на субботнее бездействие, избавив себя тем самым от вынужденной обязанности выносить нечистосты из дома. Обсуждался вопрос и о том, как следует производить ритуальное очищение, если греческие мальчишки из озорства мазнули свиным салом по губам иудейскому ребенку.
Но в этот раз на повестке дня заседания Синедриона стоял один, но очень важный вопрос, что делать с новым мессией.
Дело в том, что три года назад в синагоге небольшого галилейского городка Назарет появился молодой человек, который во всеуслышанье объявил себя мессией. На Пасху того же года в Иерусалиме этот престранный молодой человек, называя себя сыном Бога, устроил на храмовом дворе настоящий погром. В прежние времена за такое его бы отвели за городскую стену и, закидав камнями, сбросили бы в Кедронский овраг. И первый камень не постеснялся бы бросить сам первосвященник. Однако по странному совпадению именно те самые три года назад этот превредный прокуратор запретил Синедриону собираться в Зале Тесаных Камней, а только лишь в этом месте могли по традиции выноситься смертные приговоры. Теперь Санъэдрин был вынужден отдавать отступников и святотатцев в руки прокуратора, а тот, назло первосвященнику и судьям, миловал врагов Синедриона. Казнил прокуратор лишь тех, кто выступал против римского владычества, но таких, наоборот, иудеи выдавали с большой неохотой. Если при подавлении мятежа, возникшего после смерти Ирода, Вар казнил две тысячи иудеев, то теперь прокуратор оказался настолько вредным, что число казненных за год не переваливало за десяток. Это, по мнению господствовавших в Синедрионе фарисеев, вело к примирению народа земли с римским господством и снижало авторитет фарисеев среди простого народа.
В отличие от других заседаний, которые тщательно протоколировались сойферами, это заседание было секретным, и сойферы не были приглашены.
Первым слово взял старый Анан:
- Появление нового претендента на роль мессии очень опасно для нас. Если люди узнают, что он и в самом деле происходит из рода Давида, они могут воспринять его как нового царя и пойдут за ним, как когда-то пошли за Афронтом. Но, в отличие от Афронта, Иисус грамотен, говорит и пишет по-гречески, и, следовательно, может привлечь в свои ряды кого-нибудь из военачальников. Тогда его сторонники будут не просто вооруженной толпой, а станут целой армией. Его ученики, а двое из них - бывшие себастийцы - носят оружие. Но самое опасное в том, что он обладает ораторским даром. В прошлом году он устроил во время своей проповеди такое столпотворение, что это едва не кончилось походом черни на Иерусалим. Поддерживает он контакты и с самаритянами. Лазутчики докладывают, что недалеко от Себасты в одном селе у него есть тайное логово у какой-то неблагочестивой женщины. Кроме того, одна любовница имеется у него и здесь, в Вифании. У нее обычно он останавливается, когда приходит в Иерусалим. Женщина эта была уличена в прелюбодеянии, а он отбил ее у благочестивых людей, которые вели ее в Синедрион.
- То, что он происходит из рода Давида, ничего не значит, - возразил Гамалиэл, дождавшись своей очереди взять слово. - Я тоже являюсь представителем этого рода, но я же не претендую на титул мессии. Чем он лучше меня? Пусть он сотворит какое-нибудь знамение, и тогда я сам поверю в то, что он мессия.
- Беда в том, - вступил в разговор ребе Йохоханан, - что это знамение он сотворить может. Три года назад он принародно обещал разрушить Храм и воздвигнуть его снова за три дня. Беда будет, если он его и в самом деле разрушит. Но еще большая беда будет, если он его и впрямь за три дня Храм воздвигнет.
- Чепуха, - возразил Гамалиэл, - даже если за строительство Храма возьмутся одновременно все правоверные жители Иерусалима, потребуется не менее трех лет на его восстановление.
- Так в том-то и состоит чудо, - парировал Йохоханан.
- Чудо в стенах Храма было возможно лишь до его разрушения Навуходоносором, - не унимался Гамалиэл. - С тех пор Шекина покинула Храм, и чудеса ныне недоступны ни нам, ни язычникам.
- Вас, фарисеев, не убедишь. Начитались всяких сказаний. Кто видел эту Шекину?
- Ее, как и Предвечного, увидеть невозможно. Может, тогда и нет Предвечного, если его не видел даже сам Моисей?
- Зато Назаретянина видели все. И каждый год из Галилеи приходят сведения о все новых чудесах, им творимых. То воду в вино превратит, то по озеру пешком ходит.
- Дешевые фокусы. Он жил в Египте. Научился там всякому у халдеев.
- Халдеи, осмелюсь вам напомнить, как известно, живут не в Египте, в Парфии.
- Халдеи живут везде. Даже в Индии. Куда ни кинь, всюду халдей. В том же Риме их сначала продают как рабов, а потом они продают в рабство своего хозяина.
- Да, вредный народ эти халдеи. Сколько их в мире, пятьдесят тысяч? Может сто? Но куда ни кинь, где место подоходнее - там везде, ухмыляясь, сидит наглая халдейская рожа. Более того, большинство нынешних царей, что в Парфии, что в Армении, что в Понте, имеют жену-халдеянку. А уж хитрости халдеям не занимать. И жадности тоже. Раньше все они были магами. А теперь стали ростовщиками. Но главное это то, что халдеи считают себя избранным народом, которому Всевышний предопределил, якобы, мировое господство.
- А вы знаете, что рассказы о том, будто халдеи похищают иудейских младенцев для своих священнодействий, далеко не сказки? - вступил в разговор ребе Натаниел.
- При чем здесь халдеи? - оборвал дискуссию Анан. - Мы собрались обсуждать что делать с Назаретянином.
- А при том, что, как удалось выяснить, роды у галилеянки Марии принимали именно халдеи. Они шли в качестве послов к Архелаю, чтобы предупредить его, что его собираются сместить, но опоздали и почти год пробыли в Иерусалиме. Может быть, они и подменили ребенка во время родов на халдейского младенца?
- Да где бы они его взяли, если прожили в Иерусалиме год? - резонно возразил Гамалиэл. - Если хотите пустить ложный слух, чтобы опорочить Назаретянина, придумайте что-нибудь поубедительнее.
- А может быть, они похитили иудейского младенца?
- Тогда это уже не халдей, а иудей.
- Неужели вы не знаете образ мысли людей земли? - вновь вступил в разговор Йохоханан. - Они верят тем охотнее, чем большую чушь им говорят. Вот мы и скажем, что да, если бы Назаретянин был сыном Марии, то он, возможно, и мог быть бы мессией. Но поскольку это не сын Марии, а подмененный халдей, то весь вопрос сразу отпадает. Да вы только посмотрите на него. Какой же он иудей? Борода густая и рыжая. Глаза какого-то противно-голубого цвета, а нос у него имеет обратную кривизну, как у какого-нибудь скифа. Да и рост. Где вы видели иудея ростом в целых шесть римских футов?
- Хорошо. Одна идея есть, - подытожил Анан, - у кого будут другие предложения?
Тут слово взял молчавший до этого Каиафа:
- Я знаю, как заставить его казнить Назаретянина. Есть у меня один человек, двойной лазутчик. Он поставляет прокуратору сведения о бунтовщиках, а мне - о прокураторе. Я подошлю его к Пилату, и тот клюнет на удочку.
В День Меркурия, за две недели до Пасхи, ближайший помощник Пилата Гай Кассий Лонгин доложил о том, что прибыл лазутчик, которого прокуратор всегда велел пропускать без промедления. Понтий Пилат как бы нехотя велел ему пропустить лазутчика к себе.
По мраморной лестнице циклопического царского дворца, построенного Иродом в его лучшие годы, бодро поднимался неприметный человек в сером плаще. Если бы кто-то задумал описать его словесный портрет, то этот кто-то столкнулся бы со значительными затруднениями. Дело в том, что если бы этому кому-то был задан вопрос, какое у лазутчика лицо, то ему бы пришлось ответить: "Никакое". Действительно, лицо этого человека не было ни добрым, ни злым, не выражало ни горя, ни радости, не сияло умом, но вместе с тем, не казалось и откровенно глупым. Роста он был самого что ни на есть среднего, и, находясь в толпе разных людей, он не был бы просто никем замечен, если бы на него не показали пальцем. Его принадлежность к какому-либо народу, из проживающих в Иудее, тоже нельзя было точно определить по его облику. Ровным прямым носом он напоминал скорее эллина, а слегка выпученные тусклые глаза и выдающиеся вперед кривые редкие зубы выдавали в нем иудея. Что же касается его возраста, то ему бы равно поверили, скажи он, что ему двадцать пять, или заяви, что ему сорок.