"Не может быть", - подумал Сифлиц еще раз.
- Может-может, - вслух отозвался Модест.
- Боже, Модест Аполлонович, какая встреча! Выпить хотите? - предложил Сифлиц и, открыв свой буфет, вынул оттуда бутылку коньяка?
- А вы этой бутылкой не шандарахнете меня по голове, как Холтоффа?
- Да что вы, Модест Аполлонович, - поморщился Сифлиц. - Что вы, словно мальчик?
Сифлиц принес коньяк, налил Лихославскому и себе. Они молча выпили.
- Хороший коньяк.
- Еще? - спросил Сифлиц.
- С удовольствием.
Они выпили еще раз, и Модест, хрустнув пальцами, произнес:
- Максим Максимович, я пришел к вам по делу.
- Знаю, знаю, - проговорил Сифлиц и, открыв другой ящик своего буфета, вынул оттуда толстую хрустящую пачку денег. - Вы уж простите меня, что ждать вам пришлось столько лет...
- Да что вы, право? Кому нужны ваши рейхсмарки? Через два месяца ими будут задницу подтирать.
- У меня есть и доллары.
- Деньги мне от вас не нужны. Мне нужно копье Святого Маврикия, которое хранится в Нюрнберге в исследовательском центре вашего "Аненербе".
- Не понял.
- Что же тут непонятного? Я предлагаю вам отработать ваш долг, включая проценты, набежавшие с двадцать второго года. Вот за этим я к вам и пришел. Разводите свой камин и садитесь: у нас мало времени, а обсудить надо много важных вопросов.
Сифлиц зажег сухие дрова. В камине загудело - это был какой-то странный камин: сначала он начинал гудеть и, только нагревшись как следует, затихал. В свете огня, бушующего в камине, Сифлиц отметил, что Лихославский за прошедшие почти четверть века практически не изменился. "Сколько ему сейчас, шестьдесят шесть, или еще шестьдесят пять? - думал Сифлиц. - Подумать только, он ведь ровесник Сталина. И ни одной седой волосины. Наверное, красит волосы хной, как тот Понтер, старый знакомый Мюллера, - один из тех стариков из мюнхенской крипо, которые ловили с ним и бандитов, и национал-социалистов Гитлера, и коммунистов Тельмана и Брандлера в двадцатые годы".
- Не хной, а басмой, - уточнил Лихославский, словно прочитав его мысли.
Сифлиц занавесил окна и попытался включить свет. Услышав, как щелкнул выключатель, Лихославский сказал:
- Я вывернул пробки. Очень может статься, у вас установлена аппаратура.
- Кем?
- Не важно. Может, людьми Мюллера, а, вполне возможно, и людьми вашего шефа бригаденфюрера Шелленберга.
- Смысл?
- Бросьте, штандартенфюрер! Всем им давно известно, что вы красный шпион.
- А почему же они меня тогда не арестовывают?
- Они строят на вас расчет. Мюллер, например, хочет, чтобы вы передали своим хозяевам из НКВД списки лиц, которые якобы сотрудничали с гестапо. А когда в Берлине будет грохотать русская канонада, и солдаты будут сражаться за каждый дом - вот тогда он и всучит вам тот самый портфель. Представляете, что тогда начнется после войны? Тридцать седьмой год раем покажется. Видите, Максим Максимович, я даже оказываю вам определенную услугу, рассказывая вам о планах Мюллера насчет вас.
"Вот он куда ведет, - подумал Сифлиц. - Провокация или нет? Если он меня провоцирует, тогда ясно, как следует поступить. Сдать его Мюллеру и дело с концом. А, если то, что он мне говорит, правда? Еще рано отвечать. Еще рано".
- Да никакая эта не провокация, - ответил Лихославский. Можете не сомневаться. Вы поможете мне, а я не только спишу ваш долг, но еще и помогу вам.
- А чем же вы сможете мне помочь?
- Вот это уже другой разговор. Думаете, я не знаю, о чем вы мечтаете? Я помогу вам вернуться обратно. Вернуться в ту Россию, в которой вы родились, и которая осталась в вашей памяти страной, где вас любят и помнят. Вы станете даже не Максимом Лишаевым, каким вас знают в НКВД. Вы вновь станете двадцатилетним Севой Владимировым, до того как его, поймав не будем вспоминать на чем, завербовала ЧК. И тогда я снова познакомлю вас с Сашенькой, там же во владивостокском ресторане "Версаль", и повторится прогулка по берегу залива в душный августовский день, когда с утра собирался дождь, и небо сделалось тяжелым, лиловым, с красноватыми закраинами. А помните ту ночь с Сашенькой на глухой таежной заимке, в маленькое слюдяное оконце глядела громадная луна, делавшая ледяные узоры плюшевыми, уютными, тихими?
Услышав эти слова, Сифлиц второй раз в жизни заплакал. Теперь он вновь плакал как тогда, плакал по-детски, жалобно всхлипывая. Две стопки коньяка, наслоившись на еще не выветрившиеся остатки баварского пива, сделали его в тот вечер необычайно слезливым.
- А если я откажусь? - вдруг вымолвил Сифлиц сквозь слезы.
- Тогда я сожгу вас в этом самом камине и после этого... - сказал Лихославский, ухмыляясь в усы, и почему-то запел:
Облаком, сизым облаком
Ты полетишь к родному дому.
Отсюда к родному до-о-му.
- Смерти я не боюсь.
- Я знаю. Но кто, в случае вашей смерти, будет спасать жизнь Кэт? Кто тогда завершит операцию? Ту операцию, которая была запланирована Центром, ту операцию, которая сейчас так важна для сотен тысяч русских солдат, ту операцию, которая может в ту или иную сторону повлиять на будущее Европы.
- Тогда я согласен.
- По рукам, - сказал Лихославский и стал подробно излагать суть задания. - Во-первых, Макс Оттович, или как вас тут величают, вы должны разыскать вот этого человека.
Тут Лихославский достал из кармана фотографию того штурмбанфюрера, которую Игорь в числе других вещей нашел в потайной нише.
- А что его искать? Я его знаю, - произнес Сифлиц. - Это Айзенберг из личного штаба рейсфюрера. Носит серебряный перстень с черепом и кортик. Следовательно, состоит в "Аненербе".
- Вот и поговорите с ним, убедите спасти это копье для потомков. В крайнем случае, прикиньтесь американским шпионом. На доллары он клюнет. На те ваши доллары, которые вы мне только что предлагали. И не только на доллары. Скажете ему, что выполнение этого поручения для него своего рода индульгенция за пребывание в СС. На какой козе к нему подъехать и как потом выйти из разговора, не мне вас учить. Вы же все-таки опытный разведчик. Мне только нужен результат. И этот результат - копье, находящееся в моих руках.
***
Вольдемар, Игорь, Елена и Граммофон вернулись в две тысячи шестнадцатый поздно ночью. Егор Исаевич ждал их в своем подвале.
- Ну, как дела? - волнуясь, спросил он.
- Копье у нас, - ответил Вольдемар. - Молодой Игорь тоже. А вот того Игоря, который с нами уходил, мы потеряли. Убил его один из подручных Ротова. Правда, тот его тоже успел застрелить.
- А другого убил я, - похвастался Игорь.
- А Ротов?
- Ротов пока цел.
- Это плохо, - сделал вывод Егор Исаевич. - Ведь пока существует Ротов, он будет идти за вами по пятам. Да и за мной тоже. А мне даже деваться некуда. Я к этому месту прирос. Здесь меня все мои заказчики знают. Да и подо мной такой же подвал, как и в Армянском, даже лучше, в чем вы смогли уже убедиться. Допустим, убьете вы Ротова. Но Хозяин-то, в смысле, начальник этого Ротова, из более раннего времени вновь его достанет и снова против вас же и пошлет.
- Так ведь мы же его серебряною пулей убьем, - возразила Елена.
- Хорошо, пусть серебряной. Но, что вы думаете, у него другого Ротова не найдется? У него ж целый спецотдел. Яшка Блюмкин и тот у него служит. А уж тот и рожи может менять, и на любом языке разговаривать.
- Блюмкин? Да он же инкуб! - воскликнула ведьма.
- Вот именно. Поэтому, убив Ротова, вы ничего не решите. Надо убрать его Хозяина. Тогда у них будет потеря преемственности. Начнется подковерная борьба между замами за его место. И некоторое время им будет не до вас. И не до меня. Кстати, отсюда до того места, где этот человек служит, рукой подать.
- А где же он служит?
- В доме No 1 по Фуркасовскому переулку.