Группа армий в Италии капитулировала. Войска на западе под командованием фельдмаршала Кессельринга находились в состоянии разложения.
На востоке войска юго-восточной группировки организованно отступали в Югославию. Группа армий Рендулича удерживала свои позиции в Остмарке. Группа армий генерал-полковника Шернера держала фронт против русских. Однако обе вышеназванные группы армий были обеспечены боеприпасами и горючим лишь на короткое время.
Деблокирование Берлина не удалось. Армия Буссе, стремясь избежать окружения, отступает на запад. Наступление армии Венка к прорыву не привело, она тоже оторвалась от противника в направлении на запад.
Группа армий на северном участке Восточного фронта находилась в состоянии разложения, отступая в направлении Мекленбурга.
Войска в Восточной и Западной Пруссии были подавлены русским превосходством в силе. Фронт в Курляндии продолжал держаться. Однако его снабжение боеприпасами и горючим более не могло осуществляться из-за их нехватки. Поэтому падение этих фронтов точно так же, как и в случае Шернера и Рендулича, являлось лишь вопросом времени. Военно-морской флот пытался вывезти из Курляндии, Восточной и Западной Пруссии как можно больше войск морским путем.
В северо-западной Германии оставались еще не занятыми противником Восточная Фрисландия и Шлезвиг-Гольштейн. Достаточных сил, чтобы сдерживать ожидаемое наступление противника, здесь не было. Войска из Восточной Фрисландии и действовавшие западнее Эльбы дивизии были поэтому направлены в Шлезвиг-Гольштейн с целью как минимум попытаться удержать этот район. То, что сил для этого не хватало, показало 2 мая, когда противник в ходе своего наступления форсировал Эльбу у Лауэнбурга и немедленно развил его до побережья Балтийского моря, пробившись к Любеку и Шверину.
Голландия, Дания и Норвегия, так же как и Бискайский залив, острова в Ла-Манше и Дюнкерк, все еще находились в руках немцев. В этих районах пока было спокойно.
Спасаясь от продвигающегося вперед русского фронта, миллионы беженцев из числа гражданского населения, особенно в Северной Германии, устремились на запад.
Военно-морской флот в результате авиационных налетов на гавани и непрерывного использования для транспортировки в норвежском и восточном районах понес серьезные потери в надводных кораблях. Из крупных кораблей в составе действующих остались только "Принц Ойген" и "Нюрнберг".
Люфтваффе имели лишь ограниченные силы. Применение военной авиации крайне ограничивалось нехваткой горючего и продолжало сокращаться.
Общая картина положения на фронтах ясно показывала, что с военной точки зрения война была проиграна".
Под тяжестью этих доводов фюрер согласился.
Адъютант Деница Людде-Нойрат проводил нас к месту тайной стоянки U-бота. Фюрер, которого двадцать пять лет никто не видел в очках, сбривший усы, был теперь практически неузнаваем. Корветтен-капитан Маурер даже не узнал его. Или сделал вид, что не узнал. Все равно это его не спасет. Когда лодка отправится в обратный путь, часовой механизм, спрятанный по приказу Деница в головной части одной из торпед, пустит ее на дно, не оставив шансов ни одному из членов ее экипажа.
Наконец прибыли. Радио беспрестанно говорит о том, что вчера Кейтель подписал капитуляцию. Как будто это спасет его от виселицы в Нюрнберге. Но он-то будущего не знает. Пусть торжествует русский большевизм. Пусть торжествует британская плутократия. Через 72 года от них уже ничего не останется.
Сегодня - 10 мая. Счастливый день. В этот день мы пять лет назад начали Французскую кампанию. В этот день год спустя в будущее улетел Гесс. Бедняга Хорн. Ему придется сидеть до самого восемьдесят седьмого. Если бы хирурги сделали ему на груди и спине шрам, как у Гесса, его можно было бы и не душить проводом от настольной лампы. Но сам Гесс побоялся, что свежий шрам будет розовым, в то время, как у самого Гесса этот шрам уже побелел. Кроме того, Хорна за месяц не удосужились обучить манерам и привычкам Гесса. Он даже теннисную ракетку держать не может. Тем не менее, англичане почему-то доказывают всему миру, что в их руках настоящий Гесс.
Все готово. Генератор раскручивается. Создается мощное магнитное поле. Вот мы и в будущем. Здесь харизматическая личность фюрера вновь станет символом возрождения нации истинных арийцев, хозяев мира.
Теперь все они собрались вместе - в той самой избушке, которая, лишенная теперь курьих ножек, одиноко стояла посреди костромских лесов. За стоящим посреди горницы дубовым столом сидели шестнадцатилетний Игорь Кулаков и сорокапятилетний штандартенфюрер Сифлиц.
- А вы похожи, товарищ штандартенфюрер, - заметил Игорь.
- На кого?
- На Тихонова.
- А это еще кто такой?
- Это актер, он вас в фильме играл.
- Фильм про меня? Это же полное нарушение всякой конспирации.
- Да что вы, товарищ Штирлиц, ой, то есть Сифлиц, фильм сняли в семьдесят втором, через двадцать семь лет после войны.
- И что там показывали?
- Ну, например, как вы Двадцать третье февраля праздновали.
- И то, как я пьяным приставал к фрау Заухер тоже показали? - испуганно спросил Сифлиц и тут же покраснел.
- Нет, не показывали.
- Фух, - облегченно вздохнул штандартенфюрер.
В этот момент в комнату вошли Вольдемар и Лихославский, занимавшиеся до этого заделыванием дыры, образовавшейся вследствие попадания гранаты Толяна, еще того, первого.
- Ну что? Посмотрим на наши трофеи? - предложил Вольдемар.
- Вот оно, - достал Игорь копье из рюкзака.
- Позвольте, а это что тогда? - достал Сифлиц точно такое же копье из мюллеровского чемодана, который группенфюрер дал ему для удобства передачи Сталину компромата.
- А это, должно быть, то копье, которое вчера пропало из Хоффбургского музея, - предположил Лихославский. - Все газеты про это трубят. Поглядите-ка, Максим Максимыч, нет ли на нем бумажки с номером 155?
- Ладно, - успокоил их Вольдемар, - дадим извозчику оба копья, пусть сам с ними разбирается.
- А давайте проверим, - предложил Игорь. - Мне тот я, которого убили, показывал.
- Вот этого не надо, - отрезал Вольдемар. - Разнесет нас сейчас опять по всем временам и странам. Нам теперь всем вместе надо держаться.
- А как мы эти копья ему отдадим? Вы же сами сказали, что ему здесь до двадцать пятого года нельзя появляться.
- Я, как всегда, предлагаю пожить и дождаться, - мяукнул с печки Граммофон.
- Тебе хорошо, ты почти вечно живешь. А у нас годы идут. Модест Аполлоновичу к тому времени шестьдесят три будет. Что он, в свое время совсем стариком вернется?
- Я в Харбин возвращаться не собираюсь, - отозвался Лихославский. - Я уж лучше здесь поживу.
- А я, наоборот, в свое время хочу, - мечтательно проговорил Вольдемар. - служил бы я сейчас в департаменте, получал бы жалование, получал бы по службе повышения.
- Чтобы там спокойно жить, надо сделать так, чтобы революции не было, высказался Лихославский. Тогда в девятьсот девятом, если бы не Боснийский кризис, женился бы я на Элен, поехали бы мы в Париж, а заодно убили бы там этого Ленина.
- Во-первых, тогда у вас не было копья, - возразил Вольдемар, - а во-вторых, жениться и сейчас не поздно.
- Да, жалко, нет тут ведьмочки, подходящей мне по возрасту, - посетовал Игорь.
- И хорошо, что нет, - проговорил Лихославский. - Вот исчезнет так же, как тогдашняя Элен, и будешь потом горевать.
- А Святослав как же? - вдруг вспомнил Вольдемар. - Ребенок-то в чем виноват? Вы тут по ведьмам будете бегать, а сын без отца расти?
- А мы для него еще одного двойника Игоря создадим, - предложил Штирлиц. - Один будет с ведьмочками романы крутить, один сына воспитывать, а еще один, - указал он на Игоря, - войдет в нашу команду, и мы вместе пойдем время переделывать. И напишут про нас книгу с продолжением, как про Рокамболя, - подытожил Вольдемар, - и назовут ее "Творцы прошлого".
Тогда они еще не знали, что их ожидает в скором времени...