«Зачем он отрастил бородку?»
Лана устало прислонилась к стене и тяжело вздохнула, покачала головой.
— О чем я вообще думаю?
Вопрос ушел в никуда. А в голове уже нарисовался образ гладко выбритого незнакомца и, кажется, вымокшего под дождем.
«Я не хотел тебя напугать!»
Она вздрогнула, вдруг поняв, что именно он пытался втолковать ей там внизу. Похоже, это и был засланец Милы. Но зачем лапать ее лицо? Синяков что ли ни разу не видел? Тоже, блин, неженка нашелся! Надо было ему двинуть, чтобы себя лапал с таким же упорством.
Лана достала из сумки влажные салфетки и принялась яростно тереть щеку, желая стереть чужие прикосновения. До нее не сразу дошло, что в метре от нее находятся раковины и краны с водой, а над ними большое зеркало.
— Дура! — выругалась она и кинула испорченную салфетку в сторону урны.
Конечно, не попала. Пришлось подходить и поднимать, понимая, что на сломанном каблуке далеко не уйдет. Еще стоит умыться — вряд ли после чужих и собственных действий от макияжа хоть что-нибудь осталось. Но когда Лана открыла кран и посмотрелась в зеркало, ничего похожего на синяк или ссадину у себя на лице не обнаружила. И можно было не вглядываться — на оттертом салфеткой участке сияла бледно-розовая кожа.
«Я не хотел тебя напугать! Только помочь! — в голове снова возник образ промокшего под дождем незнакомца с поднятыми на уровне груди руками с открытыми ладонями. — Помочь, понимаешь? Ты же, черт возьми, прыгнула!»
В висках застучало вновь взбесившееся сердце. Лана вцепилась в край раковины и замотала головой, отгоняя непрошеное видение.
— Нет, — забормотала она. — Я не прыгала! Нет! — И тут же резко остановилась и, взглянув в глаза отражению, прошептала: — Я… прыгнула… Шанкьяхти… она звала меня…
В струящуюся по дну раковины воду упали капли крови. Лана удивленно уставилась вниз, потом провела рукой под носом — кровь была ее. Но испугаться не успела — виски пронзила острая боль, и она, зажав голову руками, опустилась сначала на колени, потом и вовсе легла на пол — сил держаться на ногах не было. Крепко зажмурилась, но перед глазами все равно проносились страшные и непонятные видения.
Вот аморфный огненный монстр улыбается ей и машет наспех отрощенной рукой…
Гладко выбритый незнакомец за ноутбуком просит не отвлекать его от работы…
Синекожая девушка испуганно отдергивает длинный, слегка выгнутый нож, по лезвию которого стекает алая кровь вперемешку с черным ядом…
Ян лет восьми прижимает ее к себе и уговаривает не смотреть…
Похожий на высушенную мумию старик говорит Петру Евгеньевичу: «Умрет одна — умрут обе. Я огласил условие, дальше решай сам».
Боль усиливалась. Видения сменяли друг друга, не давая как следует рассмотреть их, не то чтобы понять. Лана уже не пыталась сдерживать стоны, превратившиеся в крики, на которые никто не реагировал, хотя на этаже еще были люди. Но когда боль стала совершенно невыносимой, все неожиданно прекратилось.
Лана успела сделать вдох, когда осознала, что больше не лежит на полу в туалете, а стоит на покрытом пеплом холме. Она снова вернулась в прошлое и была теперь маленькой шестилетней девочкой, которая смотрела на черноволосого подростка, стоящего на коленях рядом со входом в одну из вероятностей. Ему досталась череда не по возрасту, и вряд ли там ждало что-то хорошее. Но мальчик не собирался сдаваться и уже поднимался, чтобы войти в новую вероятность и вылететь оттуда спустя пару минут. Упрямый, но такой потерянный. Совсем как Ян, когда ему в очередной раз доставалось от пьяного отца.
При воспоминании о брате, сердце Ланы болезненно сжалось, и она шагнула навстречу мальчику. Но горячая ладонь ее спутника легла на плечо, останавливая.
— Я хочу помочь. Он не выберется сам — слишком рано попал сюда.
— Никто не получает ношу не по силам, — промурлыкал голос у нее за спиной, но рука исчезла.
Лана сделала еще шаг вперед, но мальчик уже исчез в вероятности, и ей ничего не оставалось, как ждать.